Император из будущего: Эпоха завоеваний - Алексей Вязовский

— Горячее время было — размахивал копьем Акияма — Симадза перли как бешенные, использовали смертников с бомбами. Еле выстояли.

— А это правда, что Император лично возглавил атаку и выбил симадза из редута? — поинтересовался Катсу.

— Истинная правда. Видел своими глазами. Именно тогда я понял, что Светлейший будет править Ямато, завоюет Китай и Ко Рё. Ему покорится весь мир!

— Так уж весь мир — засомневался Набори.

— Ты еще слишком молод, чтобы о таком судить — нахмурился Акияма — Займитесь пока делом. Видите вон того гайдзина?

Посол показ в конец отряда, где под охраной двух самураев ехал на лошади худощавый, чернявый парень. Его голова была обмотана бинтами, под глазом желтел старый синяк. Одет он был в красный, грязный камзол. На шее висел украшенный драгоценными камнями крестик.

— Это Диего Вер-раске — Акияма попытался еще раз правильно выговорить фамилию гайдзина, но не смог — Младший сын дайме Новой Испании. Мы повезем его к отцу и попытаемся поменять сына на отказ в участии в войне. Я хочу, чтобы вы выучили испанский язык, как можно лучше. Он уже немного говорит по-японски, значит вам будет легче учиться. А заодно узнайте у него, что ответит его отец на наше предложение.

Разговорить пленника не получилось. Даже самая простая попытка указать друг на друга и произнести имена привела к тому, что Диего лишь сплюнул в грязь и выругался. Что ему желают отнюдь не доброго дня, Катсу понял по экспрессии и неприличным жестам. Диего вовсе не хотел говорить по-японски. Но, как говорили китайские философы: «Путь в тысячу ли начинается с первого шага», поэтому парень попытался повторить испанское ругательство. Это вызвало бурный смех пленника и первый лед был сломан.

Через два дня отряд въехал в провинцию Огацу, где в бухте Цикиноуре строился корабль. Повсюду цвели цветы, на полях крестьяне погоняли неторопливых быков. На следующий день вдали показалось море, освещенное теплыми лучами весеннего солнца, по небу плыли мягкие, похожие на вату, облака. Чем ближе к бухте приближался отряд, тем чаще встречались признаки строительства — рубщики деревьев, лесопилки с огромными водяными колесами… Наконец Катсу и его попутчики увидели на горизонте огромный корабль. И крик восхищения вырвался у них из груди.

Темное судно напоминал огромную крепость. Высокие мачты, похожий на острое копье бушприт, устремившийся в голубую даль. В полном молчании они взирали на корабль. В бухте, в которой отражались вершины гор, тихо колыхались на волнах плоты. Слышалось ржание лошадей. Множество бревен громоздилось и на берегу. Это были дзельквы, спиленные в окружавших бухту горах Кэндзё, и криптомерии, которые привозили сюда на лодках с полуострова Одзика. Дзельквы предназначались для киля строящегося корабля, кипарисовик, доставлявшийся из Эсаси и Кэсэннумы, шел на мачты. Беспрерывно слышался стук молотков, звон пил; мимо Катсу со скрипом проезжали запряженные волами повозки, груженные бочками с лаком для покрытия корпуса корабля.

Плотники, точно муравьи, облепившие остов корабля, напоминающего скелет какого-то мифического животного, трудились не покладая рук. Тут же работали кузницы, где стучали молотки. Катсу заглянул в одну из них и увидел, как кузницы приклепывают к огромному якорю железное ушко.

Рядом с верфью располагался целый городок, окруженный валом и изгородью, куда и направился отряд. Главным на верфи был огромный однорукий португалец Хосе Ксавьер. Набори и Катсу с радостью приветствовали Оми-сана, монаха из Ямагата, который за прошедший месяц уже успел вырасти до правой руки Хосе. Парням отвели дом прямо рядом с конторой управляющего верфями. Туда же поселили иДиего Вераске, предварительно приковав его центральной балке здания. Ребята бросили жребий и ухаживать за пленником выпало Набори.

— Вот так всегда — разворчался толстяк — Как говно выносить за кем-нибудь, так сразу Набори.

— Перестань дуться — ответил Катсу — Схожу посмотрю на тот огромный кран, что поднимает стволы деревьев. Оми-сан обещал объяснить, как он работает.

Бывший монах за время работы на верфи пробился наверх и ему даже присвоили звание чиновника шестого ранга. Теперь он носил на голове черную покрытую лаком квадратную шапочку, серый плащ, украшенный рисунком журавля, шелковые хакама, туфли на толстой подошве, жезл, означающий звание и власть, и декоративную ленту, прикрепленную к поясу.

— Если честно, Катсу, скучаю я по монастырю — Оми-сан вел парня по верфи, но вместо рассказа о кораблестроении, изливал ему свою душу — Помнишь, как под Новый Год мы проводили церемонию Изгнания? Как настоятель надевал красную блузу, маску, после чего изображал Преследователя Дьявола. Шел по монастырю, пускал стрелы в небо, звеня тетивой лука и хлопая по щиту, чтобы изгнать злых духов старого года. А мы еще костры жгли и сакэ пили. Ах да, ты же маленький еще был, вам сакэ не давали…

— Зато я хорошо помню церемонию Всеобщей Исповеди — подхватил Катсу — Как бонзы проводили богослужения каждый вечер, молясь об очищении от грехов, совершенных в течение года. Потом ставили статую Богини Милосердия, а вокруг ширмы с картинами возмездия в Аду. Прихожане здорово пугались, а мы с Набори даже случайно порвали одну ширму. За это настоятель велел бить нас бамбуковыми палками по пяткам, но мать упросила помиловать дурней.

— Да, вы были большими шалунами. А сейчас выросли и плывете через Великий Океан в чужую страну, а я скоро возглавлю верфь. Будем строить еще три таких корабля — Оми махнул рукой в сторону «Мацу-мары»

Катсу взглянул на бухту, окруженную с трех сторон горами, напоминавшую узкую лощину. В Цикиноуре собралось множество людей, рабочих. Грузчики тащили на берег тюки, предназначавшиеся для погрузки на судно, чиновники тростями указывали, что куда нести.

— Когда отплываем?

— После праздника. Хосе-сама велел для поднятия духа устроить послезавтра соревнование лучников. После него будет пир.

Последнюю перед отплытием ночь море шумело сильнее, чем обычно. Катсу не спалось. Он слушал рокот моря и потирал ноющую руку. День прошел очень насыщенно. Парень учил испанский, познакомился и выпил чаю с капитаном «Мацу-мару», господином Судзуки, вечером переписывал начисто отчет Акиямы в столицу. В нем бывший монах сообщал, что корабль практически готов к отплытию, экспедиция ждет лишь боеприпасы и порох для сорока бомбард и фальконетов, которыми был вооружен «Мацу-мару». Включая новейшие зажигательные ядра, на которые возлагались особые надежды. Если вице-король откажется от сделки, то у Акиямы был приказ сжечь Акапулько с прилегающими прибрежными городами и максимально препятствовать движению судов в этом районе.

После того, как Катсу переписал отчет, он решил все-таки написать Амики письмо. Долго сидел над бумагой, испортил и смял несколько черновиков. Вот уже взошла луна, прогорела вторая свеча, а письмо все никак не шло. Как же трудно рассказать о своих чувствах человеку за тысячи тё от тебя. Катсу решил подышать свежим воздухом. Он накинул накидку и вышел на улицу. Вокруг стрекотали цикады, соленый ветер трепал косичку. Прогуливаясь, Катсу решил сочинить стих для Амики. Такой, чтобы девушка сразу поняла чувства, которые переполняли его. После мучительных попыток, начало что-то вырисовываться. Парень остановился у ворот городка и тихонько продекламировал: