Клинок чести - Кирилл Корзун

– У меня нет времени отлавливать их по всему сёгунату, – как-то буднично сказал самурай и взмахнул обломком копья. – Тебе не уйти, Котаро. Ты больше не сможешь сказать Ей «не сегодня».

– Мне уже некуда идти, верно, Хандзо?

– Да, – кивнул Хаттори, подтверждая догадки синоби. – Все ваши деревни оцеплены. Зачистка начнётся на рассвете.

Котаро закрыл глаза и прислушался. Звуки битвы впервые в жизни не звучали для него упоительной мелодией, зовущей и манящей, прекрасной и желанной. Голоса умирающих детей, которых он воспитывал последнюю дюжину лет, изменили всё. Слишком поздно изменили и слишком высокой ценой.

Раскинув руки в стороны, Котаро сосредоточился и призвал свой Дар, совершая невозможное – вокруг него вспыхнуло кольцо гибельно-зеленого пламени. За доли секунды оно выросло до высоты человеческого роста, превратившись в миниатюрное торнадо. Извивающееся, гибкое, хищное…

Синоби подпитывал «технику» бахиром и собственной жизнью, щедро оплачивая свою месть тем, чего уже совсем не жалел.

– Красиво. Отважно. Достойно. Но бесполезно, – прогремел голос Хаттори Хандзо, прорываясь сквозь завывание огненного торнадо. – Ты сам выбрал свою участь. Мне жаль. Иного выхода нет…

И всё вокруг поглотила Тьма…

…Холодный воздух обжёг его тело, пробравшись за пазуху толстого домашнего халата. Воспоминания отступили. На время. На время они оставят его в покое, чтобы вернуться и снова и снова терзать его голосами гибнущих детей. Они вернутся. Чтобы он помнил то, зачем вернулся из Тьмы.

Новый мир. Он слишком понравился вернувшемуся из безвременья Тьмы. Комфортный, куда более мягкий и не такой жестокий, как эпоха Воинствующих Царств.

Котаро хотел жить. Жить свободно, без оглядки на прошлое, познавая и созидая. Но за это следовало заплатить.

Ненависть карающим мечом нависала над ним. Воспоминания вернутся.

– Ты забрал моих детей, Хандзо. Мы сочтёмся, обязательно сочтёмся…

* * *

Выяснять отношения на поединках люди начали ещё до появления первой цивилизации. И чем дальше человек заходил в своём развитии, тем сложнее становилась доставшаяся нам от первобытных предков традиция.

Суд Чести стал в своём роде венцом этой эволюции. В Российской Империи подобное никогда не запрещалось, скорее наоборот: устав от раздирающих Русь боярских склок и скандалов, династия Рарогов в 1057 году издала указ, четко регламентирующий проведение подобных мероприятий. Дуэли не поощрялись. И в то же время именно поединок становился тем кардинальным методом решения проблем, что либо принуждал стороны как-то примириться, либо гасил конфликт в связи со скоропостижной кончиной одного из поединщиков.

– Дуэль заявлена «чистой». Кровная месть победителю в ней запрещена. Вы подтверждаете статус дуэли, господин Хаттори?

Разглядывая расслабленно стоящего Шереметева, я только молча кивнул головой Аскольду. Мозг же работал как вычислительная машина, обрабатывая поток поступающей информации о противнике.

Длинные руки и ноги давали ему небольшое преимущество в дистанции. Длинные, до плеча волосы цвета перца с солью Эдуард стянул в «хвост» и повязал сверху ярко-алую бандану; как и я, избавился от верхней одежды, оставшись лишь в сорочке с пышными рукавами и строгих замшевых брюках. Но если на мне были мягкие охотничьи сапоги, то Шереметьев выбивал по мрамору звонкую дробь каблуками стилизованных под старину башмаков. Сходство с придворным щёголем практически исчезло. Передо мной стоял вылитый флибустьер Карибского моря.

Самый большой интерес вызывала его шпага. Нет, ШПАГА.

Почти метровая, остро заточенная полоса отливающего золотом сплава едва заметно мерцала цепочкой глифов, что спиралью обвивали клинок по всей его длине, от основания до самого острия. Кромка лезвий имела свой, отличный оттенок фиолетового цвета, словно намекая на свои особые свойства. Витой эфес почти полностью скрывал кисть моего противника, но мне удалось рассмотреть пару колец внутри него. Благодаря им Шереметев мог легко поменять хват оружия, чуть ли не во время нанесения удара. Это предвещало коварные финты – непредсказуемые и смертоносные, если я допущу невнимательность или ошибусь.

В своем мече я был уверен. Оружие легендарного адмирала Поднебесной Империи, изготовленное из обломков вимана, хоть и не обладало особыми мистическими свойствами, вселяло достаточную уверенность и привычно лежало в ладони.

– Последнее напоминание, господа! Тот, кто нарушит правила и применит Силу, будет нейтрализован мной, и в дальнейшем его судьбу будет определять Трибунал Княжества. Не надейтесь на снисхождение. Трибунал не знает этого слова. Суд Чести объявляю открытым! – громогласно возвестил Аскольд, пятясь до тех пор, пока не слился с толпой зрителей. В то же мгновение несколько аристо в разных концах холла воздели руки, ограждая нас от людей тончайшей пленкой полупрозрачных стихийных щитов. Огонь, Воздух, Вода и Земля. Оранжево-красный, небесно-голубой, ультрамариновый и изжелта-коричневый. Четыре Мастера-арбитра, чьей задачей являлось поддержание энергетических барьеров и фиксация посторонних возмущений Силы.

– Я дам тебе последний шанс, Леон. Последний. Извинись, сложи оружие, и я забуду этот инцидент, – сказал Эдуард, отступая назад и становясь ко мне боком. Правая рука со шпагой взлетела на уровень плеча, согнулась в локте и замерла, устремив остроконечное блестящее жало мне в лицо. Даже решив проявить благородство, придворный не смог отказать себе в эффектных позе и реплике.

– Сколько пафоса! – не удержался я от едкого комментария. – Извиняться должен ты. Перед Алексой. Но раз ты избрал другой путь, позволь мне начать урок?

Стремительный и плавный, его первый выпад чуть не застал меня врасплох. Острие шпаги вспороло рукав моей рубахи – материя с треском разошлась вдоль всего предплечья, не в силах сдержать натиск отточенного сплава.

Эдуард атаковал мою правую руку, желая обезоружить и наказать. За дерзость, за беспечность, за испорченное настроение и подмоченную (при любом раскладе) репутацию.

– Я не стану тебя убивать, Леон. Только слегка покалечу. И изуродую. Тебе как раз не хватает шрама на правой стороне лица, – говорил он, медленным и скользящим шагом танцора начиная нарезать круги вокруг меня.

Отведённое для поединка пространство как раз располагало местом для подобных манёвров – нам была выделена окружность радиусом в двадцать шагов, очищенная от мебели и элементов декора.

Золотистым зигзагом клинок противника вновь метнулся в атаку. И если от первого выпада я отшатнулся, то вторую попытку причинить себе вред встретил, смело шагнув вперёд. Короткий и жёсткий, встречный удар мечом прервал траекторию шпаги Шереметева примерно на трети, в зародыше погасив его будущий финт.

Квинты, кварты, терции… Я не силён в терминологии фехтования. Изящное искусство шпаги так и осталось неизведанной территорией, разве что… мне дали достаточно знаний о том, как именно надо противостоять таким фехтовальщикам. Причём на основе самых разных школ. А мастер Витар и его уроки привнесли в эти знания ещё большую упорядоченность.