Клинок чести - Кирилл Корзун

Прыжок вперёд сократил дистанцию между нами вдвое. Металл столкнувшихся артефактов ещё скрежетал, когда Шереметев завращал кистью, пытаясь оплести мой меч гибким клинком своего оружия. Но я вовремя уловил его движение и повторил его, усиливая и без того приличную инерцию вращения.

Итальянскую школу фехтования ещё называют «липкой». Контроль клинка противника своим, при помощи постоянного контакта и давления – вот основа данного стиля, что так уважали неприметные «брави» Неаполя, Рима, Флоренции и Венеции.

Может, Шереметев и в самом деле прекрасно фехтовал. Но сражаться за свою жизнь ему приходилось нечасто. А самурай в каждый бой идёт как в последний.

Быстрый подшаг, цуба меча цепляется за витые узоры эфеса, силовой толчок соединённых клинков вверх и удар лбом в переносицу, в лучших традициях подворотен Сибирска, как любил говаривать мастер Витар. Дезориентированный Шереметев свёл помутневшие глаза в кучку и пошатнулся. Не давая ему опомниться, я сомкнул пальцы левой руки на эфесе его шпаги и с силой дёрнул, дополнительно скручиваясь корпусом для большего эффекта.

Сработавшие рефлексы не дали Шереметеву вот так запросто выпустить оружие из руки, и он сделал небольшой шаг назад, незамедлительно нарвавшись носом на жёсткий тычок локтя моей вооруженной руки.

Смачный и влажный хруст свернутого набок нюхательного аппарата сопровождался болезненным вскриком бретёра. Вырвав шпагу у него из руки, я повернулся к нему спиной и медленно направился к противоположному краю дуэльной площадки. И только тогда ощутил сразу несколько мелких порезов на теле и руках, которые заработал во время рискованного приёма.

– Хорошая игрушка. Но она тебе ещё пригодится. Урок этики не окончен, – сказал я, оборачиваясь, и, взвесив шпагу на руке, швырнул её обратно.

Артефакт стоимостью не менее сотни миллионов рублей тонко и обиженно зазвенел на мраморных плитах.

– Итак, господин Шереметев. Напоминаю, вы оскорбили мою спутницу. И должны принести ей свои искренние и глубочайшие извинения за своё непростительное поведение. Есть возражения?

– Я выпущу тебе кишки, щенок, и намотаю их на эту игрушку, – зло прохрипел противник, поднимая оружие с пола и чуть не захлебываясь кровью из сломанного носа.

У него хватило выдержки самостоятельно исправить это повреждение в своём организме. Бретёра переполняли злость и ярость. Его, признанного мастера фехтования, прилюдно бил по лицу незрелый юнец.

И я очень надеялся, что он будет слишком страстно желать отомстить.

Шереметева заметно покачнуло от боли, но, заняв стойку, он вновь вскинул шпагу и приготовился ко второму раунду.

– Тогда продолжим, – пожал я плечами.

Мы рванули друг другу навстречу одновременно. Звон металла наполнил холл небоскрёба, звучным эхом отражаясь от стен, потолка и пола, прокатился по толпе зрителей, вызвав волну женских вздохов и мужских возгласов. Змеиная пластика Шереметева сменилась энергичным и скоростным стилем, похожим на то, как сражался один из моих друзей-кадетов, Хельги Войтов.

Песня металла длилась долгие, томительные десять ударов сердца. Витиеватая и сложная техника Шереметева столкнулась с по-солдатски грубым кэн-до. Долгие десять ударов сердца, наполненных столкновением клинков, рубящими и секущими ударами…

Распластавшись в выпаде, Шереметев практически достиг своей цели – жало шпаги скользнуло по моему левому боку, пропахав неглубокую борозду вдоль рёбер. И нарвался на встречный удар кулаком, с зажатой в нём рукояткой меча. Схлопотав в висок, бретёр упал на колено и нарвался на ещё один удар – на этот раз коленом в лицо.

Шипя от боли, я стиснул зубы и склонился над опрокинутым на спину противником, приставив острие меча к его горлу. И с удивлением обнаружил на стали клинка глубокие зазубрины, изуродовавшие меч донельзя.

Искаженное болью и злостью лицо Эдуарда напоминало уродливую карнавальную маску, залитую кровью, что не могло не вызвать чувства некоторого удовлетворения. Но он всё ещё не был сломлен.

– Урок окончен. А теперь… Докажи, что ты способный ученик, Эдуард, – шёпотом попросил его я, чуточку надавив кончиком на то место, где отчётливо пульсировала жизнь Шереметева. – Или мне всё-таки стоит поставить точку?

Я не хотел решать всё столь кардинальным способом. Как и не хотел проявлять откровенного милосердия.

– Чёрт с тобой, Хаттори… Твоя взяла, – прохрипел он, сплюнув кровавой слюной.

И тут же в холле Ледяной Башни прогремело величественное:

– Довольно!!! Остановите поединок!!!

* * *

– Не мне судить о достойности вашего поведения, молодые люди. Скажу одно: лить кровь куда проще, чем договориться. Но проще не значит лучше. Кто из вас скажет мне об истинной причине дуэли?

Князь Морозов нетерпеливо нахмурил кустистые белые брови и вперил взор в неподвижно и виновато склонившего голову Шереметева. После вмешательства в финал дуэли толпа зрителей довольно быстро поредела – прибывшие на праздник гости поспешили в бальный зал на шестьдесят пятом этаже Ледяной Башни, где могли выпить шампанского и вдоволь наговориться, обсуждая произошедшее, а слуги князя и сопровождающие гостей вернулись к исполнению своих обязанностей.

Распугав всех своим приходом, князь Морозов не только вмешался в нашу дуэль, но и решил во всём разобраться. Нас пригласили проследовать в гостевые покои на шестидесятом этаже.

Они представляли собой одну из просторных многокомнатных квартир, предназначенных для проживания гостей княжеской семьи. Строгий хай-тек, без излишеств, нейтральный по отношению к большинству вкусов, а потому и приемлемый этим самым большинством.

А вот количество тех, кто по разным причинам присутствовал при этом разговоре, не соответствовало моим ожиданиям. Не меньше двух десятков мужчин и женщин либо разбрелись по комнатам, либо удобно расположились в гостиной, где князь и взялся проводить воспитательную беседу.

Шереметеву успели оказать первую помощь, даже предоставили перемену одежды. Пока медик хлопотал надо мной, я внимательно слушал словоизлияния князя и с нетерпением косился на аккуратно сложенный доспех.

Его мне вручил Удаул – перед встречей с полномочными представителями Сибирского Княжества, что прибыли меня выручать. Каково же было их удивление, когда они обнаружили меня в качестве хана Забайкалья, а не пленника. Их круглые глаза и полная неготовность к сложившейся ситуации так просто не забыть…

Доспех оказался древним артефактом работы Атлантов. А лучшим доказательством его необычности служили вплетенные в энергетический каркас целительные заклинания. Глубокое проникающее ранение грудной клетки и пробитое лёгкое он практически полностью излечил всего за несколько часов. И я рассчитывал, что с новыми ранами он справится столь же быстро и качественно.

– Эдуард! Двадцать пять вёсен минуло в этом году с тех пор, как ты появился на свет. Ума, видать, нажил недостаточно, раз младших задираешь?! – гремел распалившийся князь, нисколько не смущаясь лишними ушами и не жалея мрачнеющего Шереметева. – Из-за чего вы дрались?