Кёсем-султан. Заговор - Ширин Мелек

Вдова Османа сгорела за считаные недели. Проверенные, испытанные временем средства, которые в гареме имел каждый старший евнух. Скоротечная болезнь – обычное дело для османских жен и наложниц, а уж для вдов так и вообще не редкость.

Говорят, перед смертью Айше-хатун чему-то улыбалась. Но нынешняя Айше этому не верила. Смерть – это конец всех мечтаний, всех притязаний, всего. Никто не может жаждать смерти, даже ничтожнейшие из ничтожных.

Вот в это новая Айше верила свято.

Мурад – ее Мурад, ее султан! – представлялся Айше чашей, бездонной и наполненной живительной влагой, созданной, чтобы Айше черпала из нее и, напоенная этой влагой, сама дальше шла вперед, вершила чужие судьбы и распоряжалась чужими жизнями, вновь и вновь возвращаясь к волшебной чаше, черпая из нее силы. Но бездонна ли чаша сия? И не поит ли она других точно так же, как саму Айше, а некоторых и еще сильнее? Не может ли случиться так, что кто-либо из друзей Мурада отвоюет у Айше живительную чашу, оставит ее себе и бессовестно начнет ею распоряжаться? Нет, нужно следить за этим, как следишь за своей кожей, за свежестью своего дыхания, за жемчужной белизной улыбки и роскошью черных волос!

Султан Мурад принадлежит Айше, и никому более не позволит она завладеть его беспокойным, мятущимся сердцем!

Тем более что и сделать это довольно просто! Известно ведь, что ночная кукушка дневную всегда перекукует. Нужно просто вовремя вливать в уши Мурада лесть относительно него и его величия (да и не лесть это вовсе – султан Мурад велик и велики будут деяния и свершения его!), одновременно рассказывая о неверных друзьях, жаждущих воспользоваться щедростью и благородством султана. Должно сработать: Мурад подозрителен и близко к себе старается никого не подпускать. Исключение сделано разве что для Айше, но все равно следует быть осторожной. И ни в коем случае не посягать на волшебный кинжал, с которым Мурад не расставался.

Айше и не посягала. Даже в ту сторону старательно не смотрела. Чем, кажется, вызвала еще большее доверие у Мурада. Впрочем, он время от времени устраивал ей проверки: пару раз сам заговорил о кинжале. Айше, смеясь заливисто, отвечала, что она женщина, а женщины интересуются совсем другими кинжалами и совсем другими ножнами, и когда эти кинжал с ножнами совпадают, то женщина становится счастливой. Мурад расхохотался и тему сменил. Кажется, Айше ответила верно.

Делить Мурада с кинжалом было чем-то странным и временами страшным, словно в одном теле любимого человека обитало сразу две души, и вторая душа была… мягко говоря, неприятной. Но если эта часть Мурада поможет Айше достичь ее целей, то почему нет?

Но уж с другими-то Айше и вовсе делить Мурада не намерена!

Не случайно, ох, не случайно роксоланка Хюррем заставила Сулеймана убить лучшего друга! Ибрагим-паша стоял у нее на пути, мешал стать великой. Стать единственной. И Ибрагим-паша поплатился.

В конце концов, когда слишком близко подлетаешь к солнцу, то должен понимать, насколько возрастает возможность обжечь крылья!

* * *

– О мой господин!

Тело Айше – это родник, из которого можно пить бесконечно, но кроется в этом роднике загадка: ни один усталый путник вовек не сумеет досыта напиться из него. Вновь и вновь будет возвращаться он к этим светлым, струящимся водам, и ни одна вода более не сможет удовлетворить эту бесконечную жажду.

– О мой султан!

Мурад наклоняется к устам Айше и пьет бесконечную влагу поцелуя, пьет жадно, взахлеб, и никогда ему не напиться. Это чувство пронзает молодого султана подобно клинку, ищущему сердце, и даже внушает некоторую тревогу: точно ли следует повелителю Оттоманской Порты так сильно находиться в плену собственных страстей? Но Айше стонет – еле слышно, на выдохе, и из головы Мурада вылетают все сомнения и терзания.

Их тела соединяются в волшебном танце, снова и снова, семя Мурада попадает в лоно Айше, и хочется верить, что оно укрепится там, подарив миру нового султана, который сменит Мурада, когда придет срок и Азраил вновь прилетит во дворец. Айше – достойнейшая из достойных, и каждый локон ее волос прекрасней луны и звезд, что уж говорить о глазах Айше? Само солнце должно смириться с тем, что уступает им красотой!

– О, как прекрасен мой господин!

Один вопрос терзает Мурада снова и снова, когда тела их разъединяются и Айше удовлетворенно вздыхает. Что, если его возлюбленная права насчет его друзей? Аллах не наделил женщин таким же сильным и гибким разумом, каким наделил мужчин, зато женщины лучше умеют чувствовать, порой их предчувствия куда вернее, чем рассуждения ученых улемов… Мурад некоторое время думает, чело его хмурится, и Айше, уловив перемену настроения возлюбленного (вновь эта женская чувствительность!), лежит тихонько, прикрыв глаза длинными ресницами и не смея даже глубоко вздохнуть. Наконец Мурад спрашивает прямо:

– Ты не доверяешь моим друзьям?

Айше распахивает прекрасные глаза, чуть приподнимается на локте и отчеканивает:

– Если султан возвысил кого-либо, назвав своим другом, значит, султан имел на то причины. Султан – солнце в небесах, и все должны быть бесконечно счастливы, когда он одаривает их своим сиянием… – Айше внезапно замолкает. В глубине души Мурад ликует: да, да, это именно то, что он сам думает и чувствует! Как же ему повезло с возлюбленной! Но она медлит, прежде чем произнести следующие слова, и султан подбадривающе кивает ей:

– Ну? Говори же, свет очей моих!

– Я не знаю… – Айше аккуратно подбирает слова. – Я не знаю друзей султана моего, и вполне может быть, что они достойнейшие из достойных и вернейшие из верных. Но точно ли они понимают, насколько теперь султан выше их? Точно ли блюдут султанское величие, держат себя скромно, в разговорах с иными людьми не хвастаются приближенностью к сердцу султана? Нет, мне это неизвестно. Я лишь скромная раба султана своего, и у меня нет проницательности, с которой мой султан смотрит на этот мир, достоверно зная, как растут горы и зачем свистит ветер. Так что я, слабая и ничтожная, не могу ответить на вопрос моего султана, увы. Но так же точно я не могу сказать, что всецело верю друзьям султана. Решать должен султан, и только он.

– Это верно. – Мурад важно покивал, еще раз подивившись, как же не по годам умна возлюбленная его. И это хорошо, что уж она-то свое место прекрасно понимает и принимает, не желая себе большего!

– И посему я, ничтожная, могу лишь умолять султана о том, чтобы он испытал друзей своих. Как – это выше моего скромного разумения. Султан владеет этой землей, и султану решать, кого на ней возвеличивать, а кого ниспровергать в пропасть, удалив от глаз своих. И если друзья султана моего в глазах его выдержат посланное им высшей волей испытание, то, клянусь Аллахом, никогда более из уст моих не вылетят слова хулы и поношения тем, кого сам султан признал достойными стоять в его царственной тени!

Мурад вновь кивнул, не сумев не согласиться со словами драгоценнейшей из жемчужин его дворца.

– Да будет так! Пока не пройдут они испытания верности, я отошлю их от глаз моих. Ты права: я не могу позволить не доказавшим своей верности прикрывать мне спину в бою!