Портрет Кровавой графини - Наталья Александрова

– Я догадалась.

– Так вот, Медея сразу заявила, что мы зря потратили время, зря пришли на эту встречу, потому что она не собирается продавать портрет графини Константину Михайловичу. На это Леденцов со свойственной ему, как и многим бизнесменам новой формации, прямолинейностью ответил: «Купить можно все. Вопрос упирается только в цену. Назовите ту цену, за которую вы согласились бы продать мне портрет». Тут, я думаю, Медея решила просто заставить его отступиться. Она назвала такую сумму, за которую можно купить картину Рембрандта или Рафаэля.

– Ничего себе! – ахнула Надежда. – Но это же многие миллионы!

– Конечно, – кивнул антиквар. – Я не могу озвучить цену – коммерческая тайна, но это действительно многие миллионы. И не рублей, как вы понимаете. Я уверен, что владелица портрета просто хотела таким способом закончить встречу, но Константин побагровел, ударил кулаком по столу и выкрикнул: «Хорошо! Я согласен! Согласен на все! Только подписываем документы прямо сейчас!» Я попытался остановить его, урезонить, убедить, что это – немыслимая цена, но он стоял на своем. Когда владелица злополучного портрета поняла, что он не шутит и действительно готов заплатить ей целое состояние, жадность пересилила все остальные чувства. Она представила, что в одну минуту станет богатой, очень богатой женщиной, – и согласилась… В общем, они тут же подписали договор купли-продажи, а через несколько дней Константин заплатил ей всю сумму. Честно говоря, я был поражен: как самой ценой – ведь ни разу в истории миниатюрный портрет не был продан не только за такую баснословную сумму, но даже за ее десятую часть, так и тем, что Константин смог заплатить такие огромные деньги. Я не думал, что Леденцов настолько богат, и не представлял, что он сможет запросто выложить за портрет такую огромную сумму… Я очень удивился и, пользуясь своими связями, навел справки.

Надежда тут же опустила глаза, чтобы собеседник не заметил ее скептической ухмылки. Какие там у него связи…

– Через некоторое время я узнал, что Константину Михайловичу пришлось не только отдать все наличные деньги, но еще и заложить имущество, все принадлежавшие ему акции компании и даже собственный дом, – сухо сказал антиквар, очевидно, все же услышав, как она фыркнула.

– Вот как… – протянула Надежда, устыдившись. – Выходит, этот портрет был для него действительно важен… получается, что бизнес Константина, который начался с продажи этого портрета, через несколько лет закончился его приобретением…

– Именно так.

– А вы не знаете, эта женщина, Медея, действительно отдала портрет Константину?

– Разумеется! Иначе он не заплатил бы ей денег. Я присутствовал при передаче миниатюры, с тем чтобы убедиться в ее подлинности. Согласитесь, обидно было бы заплатить такие огромные деньги за подделку или имитацию.

– Ну и как – убедились?

– Стопроцентно! Это был тот самый миниатюрный портрет графини Эржбеты Батори, который за несколько лет до того Константин Михайлович продал при моем посредничестве. Кстати, я применил маленькую хитрость: впервые осматривая портрет, я оставил на его оборотной стороне маленькую, едва заметную отметинку, что-то вроде своей подписи. И когда осматривал миниатюру второй раз, подпись была на месте.

– Значит, портрет перешел к Константину?

– Да, несомненно. Это произошло на моих глазах.

– А вы не представляете, где этот портрет может быть сейчас?

Задавая этот вопрос, Надежда внимательно следила за реакцией антиквара. Его лицо оставалось совершенно спокойным и невозмутимым, когда он ответил:

– Не имею ни малейшего представления. Впрочем, вы ведь дружите с его первой женой. Кому и знать, где этот портрет, как не ей?