Уж замуж невтерпеж - Екатерина Лесина

– Мы и вправду дружили. Наверное. Я теперь и сама не уверена в том, что было и…

…если придворный маг поработал с Летицией, то и сестре уделил бы внимание.

– Я тебе помогала. Раньше. Уходить… вечером. Говорила, что мне спать одной страшно. И мы ложились вдвоем. А ты тихонько убегала. И потом возвращалась. Рассказывала… мне все это казалось жутко романтичным. И вообще… таким настоящим… моя сестра ловила преступников.

Ловила?

Нет… она, конечно, рассказывала… и память, да, память… она не вернулась. Не совсем. Но Летиция вдруг увидела ту картину, из прошлого. Огромную кровать.

Служанок, что не спешат уходить, и медлительность их страшно раздражает. Арицию в белой ночной рубашке. И на ней, на Летиции, такая же. Кружевом отделана, пахнет лавандой.

Как и вода, которой они умываются.

Щетка скользит по волосам, тогда еще длинным. Очень длинным. И ловкие пальцы горничной заплетают косы.

– Потом расскажешь, – тихий шепот Ариции будоражит сумрак. А сама она с трудом сдерживает зевок.

– Расскажу.

Платье, то, другое, хранили здесь же, спрятав в старом шкафу. Там много чего было. Вот и… они себе казались такими умными.

Дурочки.

Но Ариция помогала одеть этот скучный наряд из грубой ткани. Башмаки такие же. Плащ глубокий. Полумаску. Никто бы не догадался…

…она выскальзывала за дверь, мимо сонных служанок. Сон получалось насылать легко, пожалуй, только это и получалось. Может, потому что сам по себе сон сродни смерти?

Главное, там, в коридоре, её ждали.

И был знакомый путь, не тайный, нет. К чему? Кто обратит внимание на еще одну девицу, которых во дворце без счета. А там… экипаж.

Поездка.

Запахи моря и города. Старый дом, в подвале которого оборудована мертвецкая. И там-то её ждали. Знали ли те люди, кем была Летиция? Кто-то должен был, но для большинства она была девицей, в которой проснулся неудобный, но такой нужный дар.

И которая помогала.

Ведь просто. Коснуться мертвеца. Позвать его. И задать вопрос, даже не нужен вопрос, ей и без того охотно открывали, что случилось.

А она уже рассказывала.

И… бумаги оформлялись там же. В них не стояло имени Летиции Ладхемской, но разве это имело значение? Главное, что те, чьими глазами ей позволено было видеть, получали желаемое – справедливость. А она, утомленная, порой обессиленная, возвращалась.

И спала.

Долго.

До полудня часто. А потом они вместе с Ари завтракали. И Летиция рассказывала очередную страшную историю, которая Ари казалась выдумкою.

Да и самой Летиции… она ведь тогда не понимала, насколько все серьезно.

Пока…

Она потерла лоб.

– Мы обе потеряли осторожность. Не только мы, – Ариция сидела рядом, сгорбившись, и выглядела такой несчастною. – Сперва ты уходила не так часто. Раз в две-три недели…

– На особо сложные случаи.

– Потом чаще… потом… стала почти каждую ночь.

– Их было так много, – развела Летиция руками. – Как я могла отказать? Тем более, что чем раньше, тем четче память. А в мертвецов, которым несколько дней, сложно заглянуть. Те же, кто пару недель пролежал, и вовсе…

И вновь же разговоры о мертвецах не пугают.

– Однажды меня позвала матушка. И начала расспрашивать. Ты знаешь, когда она по-настоящему хочет что-то узнать, умолчать не выйдет. Да и было мне тогда… я пыталась. Врала. А меня ловили на вранье. И матушка сердилась. Она… она лучше бы кричала, честно. А она взялась за сердце. И сказала, что умрет. Тебя же отправит в монастырь, пока ты не сбежала с любовником.

– И ты…

– Рассказала. Прости. Я ведь не думала, что все будет так. Ты ведь не делала ничего плохого. Не было любовника. А остальное… это же на пользу только!

– Твоей вины нет, – покачала головой Летиция. Странно, но боль почти прошла. Внутри было пусто и ощущение этой пустоты не пугало. – Это мы заигрались. Я и… и если бы меня не остановили, рано или поздно, обо всем узнали бы… и так знали.

Вдова.

Она тогда сказала о… о неподобающем увлечении. А Летиция не удивилась, хотя, казалось бы, откуда ей знать. И… и что с ней сделали?

– Тогда тебя тоже пригласили к матушке. И говорили с тобой. Долго. А потом объявили, что ты заболела. Меня не пускали. Никого не пускали. Только нескольких дам, кому матушка доверяла.

…как почтенной вдове…

– А когда ты пошла на поправку, тебя отослали. К герцогине Хаммоншир. Мне же строго-настрого запретили разговаривать с тобой о том… что было.

– И как объяснили?

– Сказали, что все это… что может разрушить наше с тобой будущее. Что некромантия – это почти чернокнижие. И узнай об этом простые люди, они не поймут. Тогда тебя придется запереть в монастыре. И меня тоже. А это… сама понимаешь, кому туда охота?

– Никому.

– Она… что она делала? Герцогиня?

– Ничего, пожалуй, – Летиция села. – Такого ужасного точно не вспомню. Никто меня не бил, не запирал, не морил голодом. Наоборот. Она была очень милой. Такая вся… веселая, как птичка. И воздушная. И нарядная.

Ариция забралась на кровать с ногами.

– Я помню. Вы ведь вдвоем вернулись. И… прости, я тебя не узнала. Ты совсем другой стала.

– Наверное. Знаешь… там все разговоры были только о красоте. О музыке. О поэзии. О мире, о том, как он прекрасен… о любви. И еще о нарядах, конечно. Я пытаюсь… – она поморщилась. – Не представляю, но… я ведь и вправду целый день могла разглядывать и обсуждать ткани. И фасоны. Мушки эти… перья… я училась изящно говорить. Ходить. Стоять. Дюжина дюжин изысканных поз на все случаи жизни.

– Что?

– Была у герцогини такая книга. Очень познавательная. Еще меня учили правильно смеяться.

– А можно неправильно?

– Естественно. Смех тоже бывает очень разным. Презрительным. Одобрительным. Дающим надежду. Завлекающим. Выражающим неодобрение. Или вот горечь. И… и самое странное, что мне это было интересно! Не понимаю.

– Думаю, дело в заклятье, – Ариция обняла себя за колени. – Я так ждала твоего возвращения, а когда ты вернулась… это была не ты! Понимаешь? Платья, корсеты, ленты… раньше тебя это не интересовало, а тут ты ни о чем другом и говорить не желаешь. Я пробовала… намекала, а ты не услышала. И ощущение, что в твоей голове только и остались, пудра да блестки.

– Н-наверное.

– Вот… я к матушке пошла, а она велела не лезть не в свое дело. И запретила напоминать. Я бы, может, и ослушалась, но она сказала, что ты вполне счастлива. И зачем менять?