Двое. После - Алайна Салах

С того дня в его квартире у нас больше не было секса. После прощального разговора с Антоном заняться им казалось кощунством, следующую ночь я была на смене, а потом у Булата возникли поздние дела. 

— Сам ресторан довольно старый, но пару месяцев назад у него сменился владелец. Здесь стали лучше готовить.

Мы делаем заказ: я, памятуя о желании набрать вес, выбираю суп и равиоли, а Булат, как обычно, отдает предпочтение стейку. Я вновь ощущаю потребность много говорить: то ли от желания сделать вечер интересным, то ли потому, что это он так на меня действует.

— Кстати, помнишь мою Марину?

— Ты всегда это спрашиваешь, и я всегда отвечаю, что помню. Имей в виду, что к следующему разу я тоже ее не забуду. 

Я начинаю смущенно улыбаться. Потому что Булат говорит это с какой-то особенной, очень личной интонацией, потому что он все помнит и потому что сказал про следующий раз.

— Она летит в Барселону через полторы недели. Такая бесстрашная, представляешь? Сама забронировала отель и перелет, а из аэропорта вызовет такси, даже не зная языка. Раньше они всегда летали с сестрой, но Даша не смогла из-за работы и парня. И я тоже отказалась.

Глаза Булата немедленно сужаются.

— А ты почему?

Щеки окрашиваются теплом, и от мысли, что он это, конечно, замечает, я начинаю смущаться сильнее.

Из-за тебя. Я осталась, потому что не могу расстаться с тобой. Потому что в любом, самом прекрасном уголке мира буду в первую очередь думать о тебе и никогда себе не прощу, если из-за отъезда потеряю возможность создать с тобой что-то большее.

— Я не могу оставить Банди, — бормочу, притягивая стакан с водой, в котором мечтаю утопить свое смущение. — А я говорила, что ездила с Чехию? Правда, это был экскурсионный тур, но мне все равно очень понравилось. Хотя, пиво, которое все хвалят, я не оценила. Видимо, любой алкоголь совсем не мое.

— Почему не в Италию? 

Спешный глоток застревает в горле, заставляя меня поперхнуться. Как ему это удается? Задавать вопросы, затрагивающие самое сокровенное? 

На этот раз я отвечаю честно.

— Тогда было не подходящее время.

Взгляд Булата задерживается на моем лице, словно добирает недосказанное, затем вдруг поднимается выше моей головы и фокусируется на чем-то. 

Запах утонченной туалетной воды, ощутимое движение за спиной. Я оборачиваюсь на звук мелодичного женского голоса:

— Здравствуй, Булат. 

Я ее знаю. Эта девушка была с ним на дне рождении отца Антона, и я так и не узнала ее имя. Впрочем, через секунду мне удается наверстать упущенное, когда Булат произносит:

— Здравствуй, Алина.

Девушка переводит взгляд на меня и в нем мелькают одновременные узнавание и растерянность: кажется, она не может вспомнить, где меня видела. Любезность в обмен на любезность: я не могу выдавить из себя приветствие.

Повисает пауза. Алина по какой-то причине не спешит уходить, а Булат ожидаемо не предпринимает попыток сгладить неловкость.

— Хорошего ужина, — наконец, говорит она и под цоканье ботильонов исчезает в глубине зала.

Хорошо, что в этот момент появляется официант. Стук фарфора и аромат еды дают мне время на передышку. Они общаются? Спят? Это замена Карины? А что если Карина сейчас я, а Алина и Диляра — это образцы меня самой полуторагодичной давности? Которые знают о своей не эксклюзивности и которые готовы с этим мириться. Видят его с другой, умирают внутри, но ничего не могут с этим сделать.

— Ты притихла, — подает голос Булат. — Есть что спросить?

Я разглядываю дымящийся бульон и, помотав головой, берусь за ложку. Не сейчас. Я еще не готова.

*******

Из ресторана я выхожу с переполненным желудком. В последний момент заказала ягодный бланманже — официант так красиво про него рассказывал, что я не удержалась. Остаток вечера прошел хорошо: Булат расспрашивал меня про учебу и про турагентство, и мысли об Алине постепенно покинули мою голову.

Едва Булат захлопывает водительскую дверь, погружая нас в идеальную атмосферу тишины и собственного запаха, волнительное покалывание в животе возобновляется. На улице темно, он совсем рядом, и я просто не могу не думать о его поцелуе и о сексе.

Двигатель заводится с мягким урчанием, и Булат поворачивается ко мне.

— Ты погуляла с Банди? 

Я знаю этот тон и этот взгляд. От них пересыхает во рту и хочется свести колени. Наш вечер только начинается, и в нем будет все, что я так люблю: его руки на мне, его запах, пропитывающий мою кожу и его жар, окутывающий меня до утра.

Я киваю. Я покормила Банди и погуляла с ним, а еще сказала, что сегодня возможно не приду ночевать. 

Дорогой выясняется, что мы едем не в квартиру, а за город. В еще одно место, где я пережила лучшие и худшие мгновения своей жизни. Я прослеживаю белые точки фонарей, проносящихся за окном, и невольно ерзаю в предвкушении. Для меня эта поездка означает не только время с Булатом в его настоящем доме, но и встречу с тем, кто ему по-настоящему дорог — с Акбашем. Интересно, он узнает меня? Почувствует запах Банди? А если почувствует, то не станет ревновать и злиться?

Ворота с жужжанием разъезжаются, и автомобиль занимает свое привычное место перед гаражными воротами. Я решаю не дожидаться, пока Булат откроет для меня дверь, и выхожу из машины сама. Жадно вдыхаю. Воздух пахнет потрясающе: свежестью, хвоей, немного костром и тихим счастьем. Как я, оказывается, скучала по этому месту: по его спокойствию и неповторимой атмосфере, олицетворяющей дух своего хозяина.

— Хороший, да, хороший… Ты хороший мальчик…

С замиранием сердца я смотрю, как Булат милуется с Акбашем: чешет его голову, зарывая пальцы пальцы густую белую шерсть и не перестает при этом улыбаться. Это отдельный вид удовольствия — видеть то, как открыто он проявляет любовь к своему питомцу и с каким теплом произносит его имя. Если бы я могла любить его еще больше — в этот момент наверняка бы полюбила.

— Привет, Акбаш, — я осторожно заношу руку на пушистым загривком, спрашивая разрешения, и когда не получаю в ответ ни насупленного взгляда, ни предупредительно оскаленных зубов, глажу.

Акбаш принимает мою ласку, но без видимого энтузиазма, словно терпит ее из вежливости. Навязываться я ему не хочу, поэтому убираю ладонь в карман и смущенно смотрю на Булата:

— Много времени прошло. Он наверное меня забыл.

— Собаки все помнят. Но Акбаш выдержанный пес, и к себе подпускает не всех и не сразу.

Я смотрю в блестящие черные глаза, преданно устремленные на Булата, и озвучиваю мысль, пришедшую в голову в этот момент:

— Вы с ним похожи.

— Животные — всегда отражение своих хозяев.