Воспитание воли - Жюль Пэйо

«Somme» Св. Фомы Аквинского, — надо было, чтобы Св. Фома его написал; надо было далее, чтобы наборщики набрали их все для печати букву за буквой, и из всего этого труда, непрерывно возобновляющегося на несколько часов ежедневно в течение пятидесяти лет, вышло чудовищно громадное произведение. Действие, деятельность — настоящая, мужественная — выражается в двух формах неравного достоинства. Иногда она идет большими скачками, порывами, проявляет себя в минуты подъема энергии, а иногда, наоборот, выливается в настойчивом, упорном, терпеливом труде. Даже в военном деле, в основе нужных для него качеств лежит выносливость, способность не поддаваться усталости, упадку духа, и уже на этой основе разыгрываются от времени до времени блестящие военные подвиги. Но для труда не существуют даже подобные яркие взрывы энергии: усиленная работа приливами, полосами, не может быть одобрена ни в каком отношении: почти всегда за такой полосой наступает длинный период изнеможения и праздности. Нет, только настойчивое, долгое терпение — вот истинное мужество в труде. Главное, к чему должен стремиться студент, это — никогда не оставаться праздным. Время потому так и дорого, всякий это понимает, что потерянные минуты потеряны навсегда, безвозвратно. Поэтому время надо экономизировать. Но я далеко не сторонник строгого распределения времени по часам; расписания и таблички ни к чему не ведут. Большая редкость, чтобы им следовали с подобающей точностью, а наша лень так хорошо умеет создавать благовидные предлоги для своего оправдания, что зачастую мы пользуемся этими табличками, чтобы бездельничать в те часы, когда по расписанию полагается не работать. С щепетильной аккуратностью соблюдаются только те статьи, в которых предписываются отдых, прогулка и т.п. С другой стороны, невозможность добиться того, чтобы установленные правила исполнялись во всех своих частностях, приучает волю видеть себя разбитой в своих усилиях их соблюдать, и сознанием, что мы выходим и всегда будем выходить побежденными из этой борьбы, отнимает у нас последнюю бодрость. Кроме того, очень часто случается, что человек не расположен к труду именно в те часы, когда по расписанию он должен работать, и чувствует себя способным работать в часы, назначенные для прогулки.

В умственном труде надо больше свободы, больше произвола; цель воспитания воли не в узком повиновении приказам какого-нибудь прусского капрала. Отнюдь нет. Совсем другою целью должен задаваться студент: он должен стараться быть деятельным всегда и во всем. А для такого дела нет определенных часов: все часы для него одинаково годны. Быть деятельным — значит храбро вскочить с постели поутру, живо одеться и сесть за рабочий стол без колебаний, не позволяя посторонним мыслям отвлекать нас от дела. Быть деятельным в труде — значит никогда не читать пассивно, а во всем и постоянно делать усилие. Но смысл выражения быть деятельным этим не исчерпывается: решительно встать из-за стола, когда пришла пора идти на прогулку, сходить в музей, когда мы чувствуем, что наш запас нервной энергии истощился и усилие перестает быть плодотворным, — тоже значит быть деятельным. Ибо в высшей степени неблагоразумно насиловать свою энергию, когда она отказывается служить: такие усилия только истощают и обескураживают. Минуты временного упадка энергии — не потерянные минуты: надо только уметь ими пользоваться. Посещение художественных выставок, беседы с умными, развитыми товарищами могут с большой пользой наполнить такие минуты. Можно быть деятельным даже в еде, стараясь хорошенько разжевывать пищу, чтобы не обременить желудок излишней работой. Главный враг молодежи — это минуты косности, безвольной апатии, проходящие в постыдном безделье, — те минуты, когда человек часами просиживает за своим туалетом, когда он с утра до вечера зевает, заглянет в одну книгу, возьмется за другую, когда он не может прийти ни к какому решению, когда у него нет сил ни приняться за работу, ни откровенно сказать себе: сегодня я буду лениться. Чтобы быть деятельным, нет надобности искать для этого случаев, ибо такие случаи представляются с утра до ночи ежедневно.

Превосходное средство заставить себя быть деятельным — это никогда не засыпать, не назначив себе работы на завтра. Я говорю не о количестве работы: такое аккуратное отмеривание ни к чему не ведет; о нем можно сказать то же, что мы только что говорили о «распределении времени по часам»: нет, я разумею лишь характер, род труда. Затем, на следующее утро, проснувшись, еще одеваясь, человек, если можно так выразиться, хватает свой ум и, не давая ему времени развлечься посторонними мыслями, запрягает его в работу; насильно тащит свое тело к рабочему столу, сажает, и прежде чем оно успело запротестовать, рука уже взялась за перо и пишет.

Мало того: если бы случилось, что во время прогулки или за книгой мы вдруг почувствовали, что совесть упрекает нас за праздность, если бы в одну из таких праздных минут на нас вдруг сошла благодать и мы осознали бы в себе доброе движение, — надо сейчас же им пользоваться. На свете немало людей, которые, положим, в пятницу утром храбро решают, что, начиная с понедельника, и ни одним днем позже, они засядут за работу. Не будем подражать таким людям. Если человек решил, что он будет работать, и не принимается за дело немедленно, он лжет самому себе: его воображаемое решение — бессильное желание, не больше. Надо пользоваться добрыми движениями души, «ибо это голос Божий, который нас зовет», говорит Лейбниц. Растрачивать попусту такие движения, обманывать свою совесть, откладывая их выполнение на «после», не пользоваться ими немедленно, чтобы укрепить в себе хорошие привычки, чтобы вполне насладиться бодрящими, прочными радостями труда, — величайшее преступление, какое только мы можем совершить против воспитания нашей воли.

Так как цель наша не в подчинении нашей деятельности узкой регламентации, а в том, чтобы действовать энергично всегда и во всем, то мы должны пользоваться каждою четвертью часа, каждой минутой. Вот что говорит о Дарвине его сын: «Уважение ко времени было одной из отличительных черт его характера. Он никогда не забывал, как дорого время... он пользовался каждой минутой... он никогда не терял свободной минуты, когда она у него выдавалась, никогда не говорил себе: «теперь уже не стоит приниматься за работу»... он делал все быстро и, так сказать, со сдержанным пылом». Эти минуты, эти «четверти часа», которые почти каждый из нас так глупо теряет под тем предлогом, что, располагая таким коротким временем, не стоит ни за что приниматься, к концу года составляют огромный итог. D’Arecco (если не ошибаюсь, это был d’Arecco), ежедневно дожидавшийся завтрака, который никогда не поспевал в назначенный час, в один