Шведский стол - Михаил Алексеевич Ланцов

что вступление России в войну во многом спасло положении Австрии. А от такой малости ни он, ни Леопольд не обеднеют. Даже более того — можно будет при случае дать понять принцу о том, кто хлопотал о его делах и интересах.

Кольбер вполне заметил странную реакцию посла.

Впрочем, выводы сделал не верные. Он посчитал ее сдержанным раздражением на то, что русские в обход австрийцев пытаются «навести мосты» с Парижем…

***

Шведские корабли медленно поднимались вверх по течению Невы. Осторожно. Внимательно осматривая берега. Большие линейные корабли в реку входить не решились, опасаясь отмелей в дельте. Сесть на мель недалеко от русской крепости выглядело очень плохой идеей. Поэтому сюда зашли только легкие корабли.

Вдруг где-то на левом берегу раздался звон колокола. Скорее даже колокольчика. Потом еще. Еще. И этот перезвон убежал вверх по течению — к крепости. Затихая сразу же, как его подхватывал следующий.

— Кто-то видит русских? — спросил командир корабля.

Но никого в лесном массиве, подходящем к реке не заприметил.

Эффект внезапности оказался утерян. Однако эта небольшая эскадра продолжила свое движение и довольно скоро увидела крепость, известную им как Ниеншанц, а также примыкающий к ней городок. Вокруг них шли большие строительные работы. Возводили новые земляные валы, которые находились в разной степени готовности.

Впрочем, прямо сейчас наблюдался перерыв.

Работники отошли куда-то, а личный состав батареи занимал свои места у пушек.

Легкие корабли шведов попытались сблизиться.

Но тут ударило первое орудие. Пристрелочным.

Потом еще одно — для коррекции.

И еще.

И еще.

А потом беглым залпом ударили оставшиеся восемнадцать 24-фунтовых длинных пушек. Вроде тех, что использовали для осады.

Ядра подняли массу фонтанов воды вокруг головной шнявы, добившись двух попаданий.

Минута.

Новый залп.

И еще четыре попадания.

Покамест все в фальшборт или в борт, но выше ватерлинии. Ничего критически плохого не произошло. Однако корабль отвернул, уходя из-под огня. А за ним и остальные. Соваться с малокалиберными пушками под обстрел двух дюжин таких пушек шведы не хотели. Слишком опасно. Да, в общем-то и не нужно. Разведку, ради которой их сюда направляли, они провели.

Русские не только не отошли, но и укреплялись, формируя второй контур бастионной системы вокруг старой крепости. Заводя за новые стены и старый город. Да еще и устроили довольно мощную береговую батарею…

Петр, конечно, хотел иметь балтийский порт с проходом к нему по Неве. И поначалу даже думал начать строить такой город прямо в дельте реки. Но его сумел отговорить Алексей.

Резоны были простые.

Дельта постоянно затапливается, отчего станут страдать городские постройки и склады. Делая от того торговлю менее выгодной. Да и большим торговым кораблям туда не подойти. Так что город в самой дельте мало годился именно как большой торговый порт. А денег бы стоил много.

Поэтому, после некоторых обсуждений, остановились на варианте, при котором Павлоград, то есть, вчерашний Ниенштадт, становился хорошо укрепленным городом с большими торговыми складами. А там, дальше, на острове Котлин, уже возводить собственно морской порт-крепость — Петроград.

Так-то царь порывался сосредоточиться только на острове Котлин, когда Алексею удалось его убедить в пагубности строительства города на островах дельты Невы. Но и тут царевич сумел аргументами переубедить родителя. Слишком мало на том острове было места для полноценного города. Вот как порт-спутник и как военно-морская база — да, безусловно, он годился. Но для его поддержки требовалась ближайшая речная база, каковой и должен был стать Павлоград.

Для обеспечения же работы задуманного морского порта Алексей предложил прокопать несколько каналов. Первый — обходящий Невский пороги, второй — вдоль берега Ладожского озера от Невы до Волхова, а третий — в обход порогов Волхова. Чтобы без лишних сложностей водить всю навигацию речные корабли от Новгорода до Петрограда…

[1] Петр после уговоров сына переименовал Нотебург в Орешек, вернув ему старинное русское название, а Ниенштадт/Ниеншанц в Павлоград.

Глава 4

1703 год, май, 12. Псков — Москва — Дублин — Вена

Петр сидел на коне и смотрел на проходящие мимо него войска.

Они уже были под Псковом.

Подтягивались хвосты колонны. Длинной колонны. На узкой дороге его армия растягивалась на много верст. Слишком много. Из-за чего в случае чего, если бы авангарды завязали утром бой с противником, то остальные подтягивались бы в сражении до самого вечера.

Зная о страсти Карла к быстрому продвижению это выглядело опасным. И становилось понятным прямо-таки одержимое желание сына обновления и улучшения конского состава.

Ну, казалось бы, что такого? Тянет пушку с передком не две лошади, а четыре. Мелочь. Однако это увеличивало длину колонны. Ведь только пушек тех в армии насчитывалось 96 только полевых. Не считая осадного парка.

А ведь на каждую лошадь требовался фураж.

Много.

И его требовалось тащить в обозе. А жрали четыре, даже степные лошадки, всяко больше, чем две большие. Что также удлиняло колонну за счет более представительного обоза.

И так во всем.

Там, где хватало бы одной крепкой лошади приходилось применять двух или более степные животинки. Что замедляло армию, делая ее более неповоротливой, вязкой, растянутой…

Да, двигаясь от магазина к магазину, где загодя накапливались запасы, можно было бы этим пренебречь. Но как только приходилось оперировать на вражеской территории, как во время прошлой кампании, сразу остро становился вопрос снабжения.

Без всякого сомнения ногайские лошадки были куда менее прихотливы. И могли обходится подножным кормом. Но не когда их в одном месте собиралось СТОЛЬКО. Во время ночных стоянок они как саранча выжирали окрестную траву, которую в этой местности было немного. И все рано нуждаясь в постоянном подвозе фуража. А если предстояло где-то стоять, то эта беда превращалась в натуральный ад.

Конский состав артиллерии, обозов и кавалерии ежедневно потреблял фуража больше, чем вся армия провианта. И воды. Причем многократно больше. По сути вокруг этих лошадей вся лихорадочная возня интендантов и крутилась.

Петру было страшно подумать о том, что творилось бы, если бы его кавалерия шла по старинке — одвуконь. То есть, имея при себе заводного. Это ведь разом на шесть тысяч увеличивало поголовье конского состава. То есть, в сутки расход фуража возрастал бы примерно на пять тысяч пудов сена. И это только сена. А там ведь и овес требовался, чтобы они выдерживали нагрузки, и воды около 40–45 тысяч ведер. Ежедневно.

Раз.

И без того натуральный интендантский ад опускался бы в самое пекло…

Там, в Донских степях это так остро не чувствовалось. Да