Фантомная боль - Арнон Грюнберг

Она сильно опоздала. Я уже двадцать минут бродил по магазинчику, на меня начали коситься, но я про себя твердо решил: «На этот раз не отступлю, иначе мы с ней опять друг друга потеряем». Я делал вид, будто не могу найти что-то из продуктов, но время шло, и я набрал себе чего-то в корзину. Если продавщицы предлагали мне свою помощь, я с улыбкой, но твердо давал им понять, что в этом не нуждаюсь.

На Зейдейке, в районе красных фонарей, я когда-то купил у югослава шубу. От этой шубы несло дохлым югославом. Я решил, что тут нет ничего страшного — запах покойного югослава мне к лицу.

Наконец она появилась. Моя будущая жена выглядела очень странно. На ней был цветастый дождевик, очень броский. В те времена я не очень любил броскую одежду.

— Что ты тут понакупил? — удивилась она.

— Я даже не посмотрел, — ответил я, — так, иногда брал кое-что с полок.

Это был странный набор продуктов — от сухих дрожжей и свечек на именинный торт до форельей икры.

— Знаешь что, я думаю, сегодня обойдемся без кулинарии.

— Вот как, — удивился я, — а как же лечение? Я думал, приготовление пищи как раз и будет моим лечением.

— Да, приготовление пищи и походы по магазинам. Ты ведь еще должен научиться ходить по магазинам.

— Я редко хожу в магазин.

— Вот именно.

Я по-прежнему стоял с корзиной в руках, в которой лежали сухие дрожжи, форелья икра и свечки для именинного торта.

— Давай-ка положим все это назад.

Я уже не помнил, где я все это набрал. Мне хотелось запихнуть все, не глядя, в какой-нибудь уголок, но она настаивала, чтобы мы аккуратно разложили все товары по местам.

— Какая у тебя красивая шуба! — похвалила она.

— И твой плащ тоже красивый.

— Откуда она у тебя?

— Купил у покойного югослава.

— В магазине?

— Нет, в кафе.

— Ты покупаешь одежду в кафе?

— Иногда. Теперь ведь везде что-нибудь предлагают, а я не люблю отказывать.

Мы вышли из деликатесной лавки.

— На самом деле это правильно — донашивать вещи покойников. Если человека отправляют в утиль, совсем не обязательно, чтобы и его вещи также отправили в утиль.

Она тоже так считала, а потому целиком и полностью со мной согласилась.

— Когда я умру, меня вполне устроит кладбище для животных, я вовсе не рвусь лежать среди людей, к тому же кладбище для животных наверняка обойдется гораздо дешевле, — сказал я.

Тогда же мы с ней решили посетить кладбище для домашних питомцев. Найти его оказалось делом непростым.

Охранник спросил, захоронены ли у нас на этом кладбище какие-то животные.

— Да, — ответил я, — целых три.

Там-то, на кладбище для домашних питомцев, среди могилок собак, кошек и кроликов, мы и сговорились о нашей помолвке. Я спросил у своей будущей жены:

— Это тоже входит в курс лечения или нет?

Но она решила, что время для ответа на этот вопрос еще не настало. Возможно, она ответит мне потом, когда все прояснится.

Пока мы с ней с интересом осматривали могилки собак и кошек, я спросил:

— А что привлекает тебя в психиатрии?

Она остановилась и подергала себя за ухо.

— Я работаю с эмоциями. Как раз это меня и привлекает. Раньше я изучала экономику, но это на меня плохо действовало.

— С эмоциями? Как странно, я никогда не думал, что с этим можно работать.

— А чем тебя привлекал ночной магазин?

Я обтер ботинок о штанину. Что я мог ей на это ответить?

— Меня признали годным к этой работе, — сказал я после долгой паузы. — Собеседование прошло очень гладко.

— И о чем тебя спрашивали?

— Хозяин спросил, не буду ли я много воровать, вот, собственно, и все, что его интересовало.

Словно посторонний, я слушал, как она задает вопросы, а я на них отвечаю. Я чувствовал странную усиливающуюся дурноту и столь же нелепое желание броситься к ногам своей будущей жены, прямо тут, на кладбище для домашних питомцев.

— Итак, — сказал я, когда мы возвращались с кладбища обратно, — теперь ты должна просто взять и переехать ко мне, иначе все лечение пойдет насмарку.

В тот же день она переехала ко мне с двумя чемоданами и корзиной. Так впервые со времен детства и жизни с родителями я снова стал делить кров с кем-то еще.

Счастье стало частью настоящего, а счастье в настоящем — это тревожное состояние, счастье в прошлом или в будущем переносится намного легче.

Когда год спустя она сообщила: «Я еду работать в Америку», я сказал:

— Это хорошо, я тоже поеду, ведь и там наверняка есть ночные магазины.

Ребекка выбрала спортивные кеды за сорок пять долларов.

— Мои старые туфли уже никуда не годились, — сказала она.

Продавщица, казалось, нисколько не удивилась, что в магазин вошла женщина в одних чулках. Наверное, это был уже не первый случай.

— Теперь осталось купить только жидкость для линз, — сказал я, — и мы снова короли!

Мы стояли на приморской набережной. Опять заморосил дождик, теплый весенний дождичек.

В Европе время близилось к полуночи. Мне позарез надо было найти телефон-автомат. Я не мог больше терпеть.

* * *

В баре «Бикини» между десятью и двенадцатью утра — «счастливый час». Кто не хочет пропустить «счастливый час», должен либо рано вставать, либо поздно ложиться. Название «Бикини» напоминает о прошедших временах. Сегодня здесь не было никого в бикини, один лишь толстяк за стойкой бара, который, казалось, с трудом выжил после вчерашнего «счастливого часа».

Ребекка попросила вина, мне хотелось чего-нибудь покрепче, но я никак не мог решить, что заказать. Уже несколько месяцев мне отравляла жизнь кислая отрыжка, по вечерам я иногда чувствовал во рту кислый привкус. Я решил, что от кислой отрыжки, пожалуй, мне поможет избавиться красный портвейн. С того дня, как нам доставили книжный стеллаж, я надеялся, что моя жена наконец от меня уйдет. Что наступит день, когда я вернусь домой и прослушаю оставленное ею на автоответчике сообщение: «Говорит Сказочная Принцесса. Я больше не вернусь. Пришли мои вещи».

Но Сказочная Принцесса не оставляла такого сообщения на автоответчике. И на разделочном столе возле мойки она тоже ничего не оставляла. Во всяком случае, никакой прощальной записки.

Каждый день она возвращалась с работы. Иногда мы разбивали что-нибудь вдребезги об пол. Я запрещал ей грызть в гостиной печенье, потому что ее чавканье мешало мне сосредоточиться, а она не хотела больше спать со мной в одной постели, потому что, как она говорила, ее тошнило от вони, распространяемой мной ночью. Но никто не уходил.