Академия Весны - Ксюша Левина

своей спиной, глотает воздух, будто выброшенная на берег рыба. От переизбытка чувств переходит на свой мерзкий рыбий язык: – Что произошло?

– Говори по‐человечески!

Нет, не потому что ему противно. Потому что он звучит как чертова музыка. Все легенды про сошедших с ума и бросившихся в море – чистая правда! Проще утопиться и до конца дней слушать это, чем добровольно заткнуть уши. Ты мог бы уже уносить ноги, попробовав ее на вкус. А теперь будешь страдать от неизвестности… – тянет противный голос, что нашептывал только что призывы к действию. Это все Фиам!

– Это все Фиам!

Она отрезвленно моргает.

– Проваливай! – отвечает не раздумывая Брайт.

– Что, прости?

– Про-ва-ли-вай! – У нее в глазах уже потухли огни и теперь полыхают опасные раскаленные угли. Алые с черными краями. – Ты заявился в женскую спальню, и, если не уйдешь, я…

– Ты… что?

Она вскидывает голову, потом дергает с руки повязку и как ни в чем не бывало начинает промывать неаккуратную рану. Бинтовать неудобно, поэтому в первый раз вышло косо и неплотно. Помоги ей!

Но Рейв даже не пытается. Это уже слишком интимно. И плевать, что пару минут назад они были настолько близки, что дальше просто некуда. Есть куда, и ты это знаешь. Врать он себе не будет, но и поощрять весь этот бардак тоже.

– Я сообщу о…

– Милая Брайт, – тянет он, приближаясь к ней со спины; она стоит напротив висящего над раковиной зеркала и теперь видит его лицо рядом со своим. Он не удерживает при себе руки, они ложатся на ее голову по обе стороны, будто затыкая уши. – Пойми уже. Тут тебе никто не поверит. Кроме разве что меня, но это тебе ничем не поможет. Тут у тебя не будет друзей, кроме таких же, как ты, – иных. Это не пустые слова. Это война. Понимаешь?

Она упрямо смотрит прямо перед собой, будто сквозь зеркало.

– И что?

– Если ты заявишь, что в твоей спальне кто‐то был и что‐то хотел… над тобой в лучшем случае посмеются. А в худшем – докажут, что ты сюда заманила несчастного истинного и домогалась его.

– Но…

– Мне в этом участвовать даже не придется, такие, как Бэли Теран, сделают все в лучшем виде.

– Но ты…

– Даже если я захочу тебе помочь… – Он уже не говорит притворно ласково. Голос становится серьезнее, шелестит, как сухая осенняя листва, и вот в него Брайт верит. – Мое слово ничего не будет стоить. В этом мире истинные не ходят в спальни к иным. А неправильного истинного, который утверждает обратное, проще убрать с дороги, чем выслушать. – Голос сиплый, глухой, как эхо.

Брайт даже не успевает заметить, в какой момент висок Рейва плотно прижался к ее виску.

– Ты хочешь сказать…

– Что даже я не смогу тебя защитить.

– Но ты же… сын…

Надежда? Она всерьез рассчитывает, что он ее герой-спаситель? Рейв слегка изгибает губы в жестокой улыбке. Он вздергивает широкую бровь и еле заметно качает головой, мол, когда это что‐то значило?

– Ты охотник…

– Да.

– И если я выйду, ты меня поймаешь.

– Да.

– Почему ты там?

– А ты веришь, что я выше этого?

Она смотрит на него слезящимися глазами, но при этом не выглядит жалкой, какой была та же Порт, уходящая из его комнаты.

– Все говорят, что тебя нужно бояться, а я так и не поняла почему.

– Потому что они меня совсем не знают, а неизвестность пугает, – искренне отвечает он. Вот уж и правда хороший вопрос.

– Можешь ты или не можешь помочь… – начинает Брайт, готовясь говорить что‐то, очевидно, долго и путано, но слушать это уже сил нет.

Рейв чувствует собственную ложь, она рассыпается на глазах карточными домиками. Даже если сто тысяч раз сказать, что ненавидишь кого‐то, правдой это не станет. Теперь уж точно нужно убираться отсюда.

– Помимо того что не смогу помочь – кто сказал, что захочу? – обрывает он начало ее речи и испаряется так же, как появился. Быстро и незаметно. А потом долго смотрит на окно второго этажа, где загорается свет.

Брайт не покидает ванную еще почти четверть часа, потом свет гаснет. Рейв прислушивается к своим ощущениям. К ее ощущениям. Тревоги и боли нет. Нет страха. Есть адреналин и капля эйфории, но в себе Рейв это тоже замечает.

– Сумасшедшая… почему ты не боишься?

Если она не забьется в угол, то не доживет до конца месяца, не то что семестра.

Глава двадцать первая

Откровение

ОТКРОВЕНИЕ

Разоблачение истины.

Разоблачение сокровенного. Тайного. Личного.

Энграм Хардин ждет на крыльце с широченной улыбкой на губах. В его руке претенциозная черная роза на длинной ножке. Она настолько тошнотворно идеальна, что всем выходящим из дома очевидны намерения дарителя. Брайт появляется под руки с Лю и Нимеей, они хохочут и поддерживают друг друга, потому что с утра в соседней спальне прогремел взрыв, оповещающий, что их соседка неудачно приготовила крем для эпиляции. Это событие подняло всем обитательницам дома Р-1 настроение на пару градусов, и общее веселье не утихало до сих пор. То и дело кто‐то бросал глупые шуточки. Увидев Энга, все трое сначала замирают, а потом покатываются со смеху в повторном приступе.

– Умора, Энг, это что за палка? – прыскает Нимея и вырывает у Энграма из рук розу.

– Истинный-аристократишка разорился? – улыбается Брайт.

Энг реагирует на ее веселую улыбку покрасневшими скулами и растерянным взглядом. Он сражен такой сменой настроения, Брайт для него всегда угрюмая и погруженная в себя. Он изучает ее тонкую фигурку и нервно сглатывает. На этот раз она намотала на голову бордовый платок, из‐под которого теперь струятся пшеничные кудри, и накрасила винной помадой губы. А очки уже смотрятся вполне привычно и чертовски идут этому маленькому милому личику. По крайней мере, Энграм считает, что в Брайт все прекрасно, и только слепой не видит, что очередная влюбленность безумного бабника – это серьезно.

– Ты так потрясающе выглядишь, слов нет! – шепчет Энграм.

Брайт перестает смеяться. В ее глазах мелькает недоверие. И тут же вспоминается вчерашний вечер, до этого момента будто бы запечатанный намертво.

– Спасибо. – Она огибает его, чтобы спуститься по лестнице.

– Эй?..

– Розу оставь Нимее!

Ту и спрашивать не нужно, она уже обломала стебель, пристроила цветок себе в волосы и теперь наигранно жеманничает под смешки Лю. Брайт стала замечать это. Секс. Повсюду. Например, сейчас он был в глазах Энга. Она будто избавилась от розовых очков, потому что вдруг