Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914-1917). 1916 год. Сверхнапряжение - Олег Айрапетов

В 4:30 25 июня (8 июля) 1916 г. «Вперед» вышел из Батума в Трапезунд за ранеными. В 9:35 немецкая субмарина без какого-либо предупреждения опять торпедировала и потопила русский плавгоспиталь. «Вперед» был потоплен в 32 милях от Батума и в 2 милях от берега, напротив Ризе. Основанием была та же легенда о буксировке военных барж (отметим, что Ризе находился уже в русском тылу). Так как на порядочность германских подводников уже особенно не полагались, «Вперед» находился в постоянной готовности к атаке. Перископ был замечен раньше, чем лодка сделала залп, в результате чего удалось спустить шлюпки на воду и спасти большую часть экипажа. Из 67 человек погибло только семеро: один санитар, мальчик-доброволец, один кочегар, четыре матроса и комендант судна[3]– отставной контр-адмирал А. К. Вильгельмс. Вновь последовал немедленный протест русского Красного Креста147.

Турки не торопились выражать свое сожаление и отказались от предоставления версии случившегося, мотивируя это тем, что потопившая госпиталь лодка все еще находится в море. Правительству Оттоманской Порты было предложено ответить на вопрос, было ли с его стороны своевременное признание парохода «Вперед» судном, находящимся под защитой Красного Креста148. Через посольство США был дан ответ – турки не признали подобной защиты за госпиталем «Атене». Терпение Петрограда и Могилева было не безгранично. Последовало решение – теперь турецкие госпитальные суда лишались защиты Гаагской конвенции 1907 г.149 В сложившихся обстоятельствах у русских властей не оставалось выбора, и госпитальные суда «Атене» и «Экватор» были переведены в разряд транспортов для перевозки раненых150. Последней страницей в этой истории был отказ русского правительства признать введенное для плавания по Черному морю госпитальное судно «Болгария». На запрос Софии через нидерландского посла было направлено разъяснение позиции России: последовал отказ151 ввиду невозможности соблюдения «условий взаимности», вызванного действиями Турции и Германии. Болгарскому правительству осталось только протестовать, что оно и сделало. София заявила официальный протест, утверждая, что она неизменно твердо следовала конвенции и что ответственность за возможные последствия ляжет на русскую сторону152.

Даже после капитуляции Таунсхенда Ставка была готова продолжать сотрудничество с англичанами в Малой Азии. Алексеев считал, что оно значительно способствовало бы победе над Турцией. «Наши общие союзнические интересы, – писал он генералу Жилинскому 29 апреля 1916 г., – требовали бы скорейшего сокрушения Турции; выгоды от этого слишком велики и заманчивы, Германии был бы причинен чувствительный материальный и нравственный ущерб»1. Все действия наштаверха в этом направлении показывают, что его отношение к Кавказско-Малоазиатскому фронту как к исключительно второстепенному, имеющему исключительно внутреннее значение для России, или, вернее, для спокойствия ее мусульманских подданных на Кавказе2, не изменилось. «Нисколько не желая выступать адвокатом непременного примирения с Турцией, – сообщал Сазонову Кудашев, – генерал Алексеев поручил мне передать Вам некоторые его мысли по этому поводу, дабы положение, созданное нашим успехом, было тщательно продумано и использовано в наивыгоднейшем для нас объеме. Самым важным является более определенное и точное выяснение объекта войны с нашей, русской точки зрения. Выяснению этому может помочь то или другое мнение начальника штаба, но окончательно оно может принадлежать лишь компетенции самого правительства»3.

Однако при изложении позиции начальника штаба Кудашев, по собственному признанию, «…немного переплел мысли генерала Алексеева с собственными, причем очень определенно высказал последние. Хотя генерал Алексеев настойчиво заявляет, что отнюдь не желает выступать поборником и инициатором идеи мира с Турцией, в глубине души я убежден, он считает такой мир наиболее выгодным для нас делом»4. Несмотря на то что идеи Кудашева переплетены со взглядами Алексеева, выделить последние не составляет труда – он уже излагал их ранее. Это военная победа над Германией и восстановление государственной границы империи как первостепенная задача войны, необходимость освобождения сил Кавказской армии для действий в Европе – теперь, правда, Алексеев предлагал перебросить ее в случае подписания мира в Бессарабию для воздействия на Румынию5.

Главная же часть собственно алексеевских рассуждений относительно Турции состоит, на мой взгляд, в том, что овладение Проливами представляет собой отдельную и весьма сложную операцию, реализация которой в данной обстановке абсолютно невозможна6. Алексеевскую оценку в определенной степени можно назвать традиционной для русского высшего командования. И первый Верховный главнокомандующий – великий князь Николай Николаевич (младший), и генерал Ю. Н. Данилов еще в конце 1914 – начале 1915 г. отмечали невозможность для России осуществить военный захват Босфора7. Так, в январе 1915 г. Ю. Н. Данилов в разговоре с тем же Кудашевым изложил эту мысль так: «…завоевание Босфора потребует отдельной войны, а будет ли Россия способна вести эту отдельную войну и захочет ли, в этом он (Данилов. – А. О.) глубоко сомневается»8. По свидетельству Бубнова, с самого вступления в должность Верховного главнокомандующего Николай II в вопросе о Босфоре стоял за десант, а Алексеев, с некоторыми колебаниями, – против9.

К кудашевским рассуждениям, как мне представляется, относятся мысли о возможных условиях этого мира, – упоминание Адрианопольского и Ункияр-Искелессийского договоров уже весьма показательно, и о возможных средствах достижения этого мира: «На них (на турок. – А. О.) можно действовать убеждением логики и денег»10. Конечно, эти рассуждения были беспочвенными. В войне такого масштаба Россия не могла предложить туркам приемлемых условий мирного договора, в том числе и потому, что на это не пошли бы ни союзники, ни сама Турция. Какой бы непопулярной по мере поражений и потерь ни была война, диктатура младотурок прочно контролировала страну. В начале февраля 1916 г. полиция раскрыла заговор с целью ниспровержения триумвирата Талаата – Энвера – Джемаля и достижения сепаратного мира, в Константинополе прошли массовые аресты и казни. Сын султана Абдул-Азиса наследный принц Юсуф-Изеддин покончил с собой11. Это самоубийство вызвало массу толков и слухов в турецкой столице, прочно связавших смерть принца с младотурками12.

Впрочем, с точки зрения интересов России значительной перемены не произошло – партии ее сторонников в Турции не было. Впрочем, не было и предмета для переговоров с любой турецкой оппозиционной силой. В августе 1916 г. русский посланник в Швейцарии В. Р. Бахерахт сообщил в МИД о контактах, состоявшихся в Берне, между представителями русской, английской и французской миссий и представителями турецкой оппозиции с Кемаль-Мидхат-пашой во главе. Последние предлагали организовать широкое антимладотурецкое движение. Целью нового правительства в случае успеха стало бы заключение мира со странами Согласия. Резолюция