На грани - Анна Александровна Кабатова
Шрифт:
Интервал:
Каждый раз мысленно возвращаясь к своей девушке, которой она теперь по праву могла считаться, я поймал себя на мысли, что и сам хочу помочь этой семье со столь нелёгкой судьбой. Но каким образом и насколько далеко я готов зайти мне ещё было неизвестно. Я мог бы пожертвовать всеми деньгами, которые остались от миллиона, если бы был точно уверен в верности своего решения. Да и любил ли я её по-настоящему? Увы, ответа на этот вопрос я пока не знал.
Тем не менее я не посмел прекратить наши свидания, пока не буду точно уверен либо в верности своих чувств, либо же в их отсутствии. К тому же, разбивать своё сердце во второй раз, а вместе с тем и ещё чьё-то, я не был готов. В неведении я оставался не много ни мало – несколько недель – ровно до того момента, пока не уехал вновь. Конечно, в том, что она была более чем симпатична мне, сомнений не возникало. Но мой разум, всё ещё недоверчиво настроенный к чему-либо новому, постоянно искал подвох, причём делал он это повсюду.
Мне было далеко до Патрика Рейнольдса, количество девушек которого было больше пяти сотен ещё шесть лет назад, а сейчас, наверное, это число уже равно нескольким тысячам. Но я и не хотел быть похож на него. На него, кто в свои почти что тридцать лет так и не любил никогда по-настоящему настолько сильно, чтобы никогда не расставаться с объектом своей любви. Быть может, он просто не готов к этому? Ведь он иной, один из тех, кого осталось так мало на нашей планете, и кто нашёл своё счастье. В конце концов, я вновь и вновь возвращаюсь к фразе Пита, которую он тогда сказал в Майами: «Мы не вправе судить человека по его выбор, ведь у каждого из нас своё представление о счастье. Если он хочет так жить – пускай делает, как знает».
Однажды вечером, когда на улице почти что стемнело, я нашёл дом Холли. Романтик, преувеличивший с количеством любовных пьес и историй. Глупец, начитавшийся сказок. Лицемер, считающий свои действия единственно верными и думающий, что знает, что именно необходимо девушкам. В тот момент всё это прекрасно описывало меня. Тогда я собрал свои силы и намерения воедино и взял небольшой камешек, который долетел бы до второго этажа и ударил бы по окну, не разбив стекла. После того, как мой «сигнал» благополучно подействовал, из окна мне показалось лицо Холли, которая затем открыла окно и с недоумением спросила, что я здесь делаю. В ответ я ничего не сказал, а лишь начал читать стихи, которые написал сам. Мне это, кстати, довольно дорого обошлось, ведь нет ничего дороже времени. На то, чтобы написать эту поэзию, у меня ушли несколько дней. Плох тот творец, который не хочет сделать своё творение лучше.
Ради улыбки на её измученном лице я отдал бы многое, поэтому никакие жертвы меня не страшили. Даже время. Любой иной человек с лёгкостью диагностировал бы у меня влюблённость, но я же, как всегда, ужасно разбирался в своих чувствах, особенно теперь.
Через несколько минут она спустилась ко мне и сказала:
– Прекрасные стихи. Кто их написал?
– Тот, кто тебе их прочитал.
– Продолжай в том же духе, у тебя неплохо получается. Куда ты хочешь меня отвести?
– Знаешь, здесь есть одно прекрасное место, и я верю, что тебе там понравится.
За всё это время, за те шесть с лишним лет, которые прошли с момента моей первой, и, надеюсь, последней попытки самоубийства, озеро ничуть не изменилось. Даже бревно, на котором мы тогда сидели с Питом, всё ещё лежало в точности на своём месте, хоть время и не пощадило его. Незадолго до того я сделал для себя открытие: на этом озере прекрасно не только днём, но ещё и ночью. Вот и сейчас, когда небо было ясным и ни одно облако не прятало от нашего взора звёзды, а луна отражалась в глади озера, мы сидели на бревне, с которым у меня связаны немалые воспоминания, и наслаждались моментом действительности.
Наш разговор длился довольно долго, и в нём больше преобладали весёлые ноты, но внезапно мы допустили неосторожность: разговор зашёл о её матери. Я, сам того не ожидая, спросил:
– Как она?
Холли жутко помрачнела, побледнела, казалось, что эта хрупкая девушка вот-вот потеряет сознание. Но она всё же ответила:
– Всё плохо, Том. Ей становится хуже и я не знаю, смогу ли спасти её, а если нет, то смогу ли пережить такую утрату, содержать и воспитывать братьев. Я не знаю, что делать, Том, просто не знаю. Ты же знаешь, что я работаю едва ли не до упада сил, но и этих денег всё равно недостаточно. Как мне быть?
– Не бойся, я обязательно что-нибудь придумаю.
И на этом моменте, именно на этой фразе, мой внутренний филантроп напомнил о себе. Пришло время действовать, ведь больше ждать я не мог. Той ночью мы были вынуждены довольно скоро разлучиться, но не спроста: на рассвете мы должны были встретиться на том же месте. Странную особенность моего организма мне довелось узнать тогда: если в течение ночи из мира сновидений я возвращался в мир реальный, то больше не мог уснуть. Вот и получилось, что той ночью я проспал лишь три с лишним часа.
Покоя мне не давали мысли о дальнейших действиях. Как поступить, что сказать – эти вопросы словно грозовая туча, от которой некуда деться, нависли надо мной. Так пришёл конец моей последней свече, что её я всегда оставлял до лучших времён. Видимо, времена настали. Помимо этого, мне каким-то образом нужно было написать письмо. На бумаге всегда легче изъясняться, чем рассказать о своих чувствах словами.
На озеро я пришёл задолго до рассвета лишь по одной причине: до обусловленной встречи всё должно было быть готово. Моим выбором было оставить все те деньги, которые у меня остались, а вместе с тем и письмо, которое вышло из-под моего пера той ночью. Сам же я был твёрдо намерен избежать встречи с девушкой. Всё, что я мог бы сказать, я уже изложил в письме, а для меня пришло время вновь покинуть родные земли, как это я сделал шесть лет
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!