Устрицы под дождем - Оксана Робски

– Да, двадцать первый «Москвич», как сейчас помню –крутая по тем временам машина.

Они чокнулись. Выпили. Одновременно схватились за бутылку,одновременно отпустили свои руки.

– Я налью, – сказала Марусина мать.

– А чего же ты за него не вышла? – спросилаМаруся.

– Не любила, вот и не вышла.

– А отца моего? Любила?

– Думала, что любила… пока… папу… то есть, – оназапнулась, – Сашу не встретила… А как встретила – сразу все поняла. И онпонял. – Она улыбалась и смотрела на Марусю добрыми счастливыми глазами.

– Потом узнала, что беременна… тобой… – Они сновачокнулись. – Думала, он меня бросит… Нет. Сказал, чтобы я сама решала. Ачто я решу – он примет.

Маруся смотрела то на мать, то на виски. Почему так хорошо?

– А почему у вас потом своих детей не было? –спросила Маруся мать так, словно это и не мать ее была. А просто приятельницаиз соседнего подъезда.

Еще совсем недавно Маруся по-хорошему завидовала подругам, укоторых дома были и братья и сестры.

– Сначала хотели тебя на ноги поставить… Я ведь долго кнему цеплялась, чуть что, сразу: «Конечно, это ведь не твоя родная дочь»… Вотон и доказывал… Да не доказывал, наверное… а любил тебя…

Маруся подумала, что вот так заканчивается детство. Когдатвоя родная мать признает, что ты имеешь право пить виски и слушать про жизнь.И чувствовать себя взрослой было Марусе так приятно!

– А потом не получалось как-то… – продолжаламать, – а теперь уже… Не до того! – Она улыбнулась немного загадочно,немного виновато.

– Не до чего? – спросила Маруся нарочито громко ивызывающе улыбаясь. – Не до секса?

– Ну, с сексом он, слава богу, успокоился, – тожеулыбнулась мать.

– Что значит «слава богу»? – возмутиласьМаруся. – Ив каком это смысле «успокоился»? Все? – Онамногозначительно посмотрела на нее.

– Да нет… – смутилась мать, – просто… как-то онспокойней стал к этой теме.

– А ты? – спросила Маруся. – А ты-то что?

– А я что? – не поняла мать.

– Ну ты-то! Молодая еще! Только о сексе и думать!

– Да ладно! – Мать махнула рукой. – Он отсталот меня наконец-то, так не надо притворяться, что голова болит или усталаслишком. Знаешь, намного лучше стало.

– Мам? – спросила Маруся через небольшую паузу. Заэто время они обе еще сделали по глотку.

– Что?

– А оргазм? Он же жизнь продлевает и делает ее ярче.Так в книжках написано.

– Не знаю я, что это за оргазм. Так, приятно былокогда-то… Но я уже не помню когда… А с Сашей… притворяюсь, если честно, давноуже. Кричу, и все такое! – Она рассмеялась. – Ну и разговоры у меня сдочерью!

– Ас кем тебе еще об этом разговаривать?

– Ну да. Но теперь уже что разговаривать…

– Мам!

– Что?

– Ты не знаешь, чего ты себя лишаешь?!

Маруся подлила им виски. Последние капли.

– Чего?

– Счастья.

– Счастья? – рассмеялась Марусина мать.

– Да, счастья. И не смейся. Потому, что ты знаешь, когоеще ты лишаешь счастья?

– Кого?

– Своего мужа.

– Я ужасная.

– Это лучшее, что есть в жизни!

– А я раньше думала, что лучшее – это дети.

– Теперь поняла, что ошибалась?

Они обе расхохотались.

– Давай исправлять ситуацию, – решительнопредложила Маруся.

– Как? – испугалась ее мать.

– Первое: когда придет папа?

– Должен был полчаса назад прийти.

– Первое и очень срочное: ты сексуально одеваешься.Второе: встречаешь его поцелуем в губы и многообещающим взглядом. Третье: тутже, в коридоре начинаешь раздеваться. Я спрячусь в комнате. И четвертое, самоеглавное: ты ему честно, не стесняясь рассказываешь все, что тебе бы хотелось,чтобы получить удовольствие. Все. Поняла?

– Поняла. – Мать пьяно хихикала.

– Тащи все свое белье! – скомандовалаМаруся. – Стой! Не надо! Я принесу свое!

Она сбегала в свою комнату, ударяясь об углы и спотыкаясь опороги.

Марусину мать нарядили во все, что на нее налезло.

– Сексуально, – похвалила Маруся.

– Правда? – Не переставала хихикать ее мать,крутясь перед зеркалом в прихожей.

– Просто супер! Давай еще губы накрасим!

Маруся недовольно осмотрела материну губную помаду, новсе-таки накрасила ей губы.

– Шик! – воскликнула Маруся, и в это время в дверьпозвонили.

– Саша!

– Папа!

Они закричали одновременно, одинаковым шепотом. Марусясхватила со стола пустую бутылку, стаканы и кинулась в свою комнату.

Вернулась.

– Ты помнишь? Раздеваешься прямо здесь, а потомзаставляешь делать все, что тебе хочется!

Марусина мать загадочно кивнула.

Маруся захлопнула свою дверь и забралась в кровать.

Она сложила свои пальцы крестиком.

Закрыла глаза.

Голова закружилась, и в этом круговороте она в ту же секундуунеслась в сон.

Ангелина Петровна решила навести порядок в своем кабинете.

Она открыла все полки, выдвинула ящики.

Старые фотографии, анализы, печать, новые чулки, давнозабытый флакон духов, шоколадка – Ангелина Петровна отломила кусочек; довольновкусно.

В дверь постучали.

Ангелине Петровне никого не хотелось приглашать в этотбардак, и она сама подошла к двери. Приоткрыла ее.

Константин Сергеевич настойчиво сделал шаг вперед.

– Что-то срочное? – спросила Ангелина Петровна.

– Мы получили результаты – сказал Константин Сергеевичи сделал еще один шаг, оказавшись таким образом почти вплотную к АнгелинеПетровне. Ангелина Петровна помедлила секунду и отступила.

– У меня уборка, – сообщила Ангелина Петровна.Константин Сергеевич бросил взгляд вокруг и улыбнулся.

Ну, и чего там? – спросила Ангелина Петровна. –Наркотики? Как вы и предполагали?

– Амфетамины.

– Отлично. А то эта голодовка, честно говоря, мнепорядком уже надоела.