Я все скажу - Анна и Сергей Литвиновы

– Но убивать-то зачем?

– Сильно провинился в чем-то, быть может? Горячо обидел обеих?

– Но зачем тогда в такой суете это делать? При стечении публики?

– Наверно, чтобы бросить тень подозрения на всех. Тебя, вон, удалось замарать. И я бы, знаешь, Юрий Петрович, к гражданке Красной присмотрелся. Гляди: Грузинцев с ней в одном театре служил чуть не пятнадцать лет. Я, конечно, свечку не держал, но ходили слухи: молодой артист, чтобы в труппе утвердиться, Красную-то по первости потягивал. Невзирая на то, что она старше его на двадцать с лишним лет. Потом прошло время, Андрюша выгодно женился, а престарелая любовница Оля, естественно, пошла побоку.

Продюсер заболтал поэта, и тот перестал на него злиться. В самом деле, на чужой роток не накинешь платок, и как помешать тому, что люди треплются! История его знакомства с Грузинцевым и впрямь со стороны могла показаться странной.

А Петрункевич продолжал свои инсинуации:

– И теперь вдруг выясняется, что актрисуля Ольга Красная стала лучшей подружкой тещеньки Грузинцева – госпожи Колонковой. Зачем, почему? Есть ли здесь ревность с ее стороны по отношению к покойному или корысть какая-то? А потом, заметь: гражданки Красной после убийства, когда в комнате вспыхнул свет, со всеми нами не было. Куда, зачем она выходила? Может, как раз в то время перстень к тебе в сумку подбрасывала?

– Ты этими подозрениями, Илья Ильич, насчет Красной, с правоохранителями поделился?

– Нет, только с тобой.

– А что ты видел, слышал, чувствовал, нюхал, когда произошло убийство? До него, сразу после? Может, подозрительное что-то?

– Отсутствие Ольги Красной было подозрительным. И то, что ты с Колонковой ну очень долго чай заваривал.

– Хм, ты и об этом следакам сообщил?

– Ах, о чем ты говоришь!.. Ты для меня как жена Цезаря – вне всяческих подозрений… Ладно, пойдем на пост. Обед кончился, пошел процесс. Мне надо за ним проследить. Режиссер молодой, всего второй фильм у него… А ты что, за расследование взялся? Лавры мисс Марпл не дают покоя? Или Джессики Флетчер?

– Это еще кто?

– Героиня сериала «Она написала убийство». Писательница разоблачает злодеев.

– Не смотрю я этих ваших сериалов, – досадливо выдохнул Богоявленский.

– Ага, только пишешь для них, – усмехнулся Петрункевич.

– Сейчас мне надо самому оправдаться, честное имя свое обелить.

– Можешь на меня в этом полностью рассчитывать.

* * *

Продюсер мог врать – с начала и до конца.

Он мог сам отравить Грузинцева.

Или – его жена.

Или он мог знать, кто это сделал.

Богоявленский во время их разговора не изобличил его. И вряд ли продвинулся к решению. Хотя поговорить с Ольгой Красной, на которую навел тень Петрункевич, все равно стоило.

Прямо там, сидя в машине в Королёве, он посмотрел, какой спектакль дают сегодня в Театре на Маросейке и занята ли в нем Красная. Оказалось – да, «Волки и овцы», и она там без замены.

Поэт отправился в сторону Москвы. Заехал в кафе на Ярославке, пообедал. Конечно, хуже, чем та почти домашняя еда, которой кормили киногруппу, но ему после беседы с продюсером столоваться там совершенно не хотелось.

У метро «ВДНХ» остановился, купил цветы.

Какой бы разговор ни предстоял, при общении с актрисой цветы обязательны – он это давно усвоил.

Ему удалось припарковаться неподалеку от служебного входа в театр – впрочем, за 450 рублей в час неудивительно. Он вел себя в точности как поклонник – а что делать, телефона или адреса Красной у него не имелось даже в те баснословные времена, когда они писали сценарий со Славичем. Очень ревниво охранял тогда актрису пожилой режиссер. А даже если бы координаты отыскались: девушки, тем более актрисы, меняют номера часто.

Красная появилась у театра без десяти шесть. Он бросился к ней с букетом: «Оля!» Она обернулась. Поэт протянул цветы.

– Надо поговорить.

– Я не могу, у меня спектакль.

– До занавеса еще больше часа.

– У меня же грим-костюм! – Она произнесла последний термин, «грим-костюм», как говорят обычно связанные с артистическим миром, в одно слово.

– Послушай, меня подозревают в убийстве. Я сутки провел в камере. Имею право задать тебе, как свидетельнице, пару вопросов?

– Хорошо, пошли.

На служебном входе висел огромный портрет Грузинцева – молодого, красивого, в траурной рамке, возле него возлежали цветочки.

– У меня до сих пор сердце колотится и все дрожит, когда вспоминаю… – проговорила Ольга глубоким, артистическим голосом. – Вот бы очнуться ото сна, а он здесь, с нами.

– Ты спала с ним?

– Ой, фу, ну что ты, право! Прям в краску вогнал.

Они шли по коридору в сторону грим-уборных.

– Значит, да, – подытожил ее двусмысленный ответ поэт.

– Очень, очень давно, – проговорила Красная театральным шепотом. – Это все совершенно забыто. Остались лишь дружба и хорошее отношение.

– А ревность?

– Ревность? – Она захлопала глазами. – К кому?

– К нему. К жене его нынешней.

– Ах что ты! Те уголья давно прогорели. Даже если б захотела, не сумела бы разворошить. А я не хотела.

Богоявленский сменил тему.

– А что ты знаешь о перстне?

– О перстне? Каком еще перстне?

– Он был на пальце Грузинцева. В момент убийства исчез, а потом обнаружился в моей сумке. Понимаешь, почему-то именно там! В моей комнате!

– Да что ты! Да-да, кольцо на пальце Андрюшеньки я припоминаю. Ты говоришь, исчезло? Как интересно! То есть я хотела сказать: загадочно! Странно! Страшно!

– А ты не знаешь, откуда эта печатка у Грузинцева взялась? Вы же с ним общались. В театре служили вместе. Может, он хвастался, где кольцо купил? Или кто ему подарил? Объяснял историю этого перстня? Гордился им? Неужели разговор не заходил?

– Да, я припоминаю. В какой-то момент он стал с тем кольцом приходить на репетиции (но на спектакли, по-моему, никогда), однако ничего про него не рассказывал. Ни-че-го. А зачем оно тебе? Почему ты так с него разволновался? – Говорок вдруг выдал ее южное, провинциальное происхождение: «так с него разволновался».

– Я ж говорю: оно вдруг оказалось у меня в вещах в ту самую ночь. Кто-то пришел ко мне в комнату, положил его в мою сумку… Я пытаюсь понять, случайно ли… Скажи, Оля: ты ведь выходила из гостиной в момент убийства, когда погас свет. Зачем? Куда?

– Ах боже мой! Я всем уже тысячу раз говорила. Разве не может быть просто совпадения? Мне надо было в туалет, поправить прическу, и вообще.