Обожжённая душа - Властелина Богатова

«Ничего, отрастут вновь», — успокоилась, шумно выдохнув.

Тускнели языки светильников, душно веяло травами.

— Так, кто же меня сюда принёс? — подняла Даромила взгляд.

— Фанвар, — твёрдо ответила повитуха.

Даромила стиснула зубы. Гадство! Наверняка это он позвал Ярополка во двор. Этот прислужник ещё касался её. Взяло отвращение.

Даромила вытерла влажное лицо ладонями, повернулась.

— Давай сбираться. Ты говоришь, есть куда пойти.

— Не хорошо, что сейчас, тебе силу нужно набрать, — запричитала Божана. —Пойдём к рядку, где постоялые дворы. Отсюда далековато пешком и по морозу, теплее нужно одеваться. Спрячемся у Вирея, а там, как подживут немного раны, так и выедем из Оруши.

— А он не выдаст? — спросила Даромила, выслушав.

— Нет, я два месяца назад жену его вытащила с того света, роды у её были тяжёлые, плод крупный, та повитуха, которую позвали, не справилась... Теперь и она, и ребеночек живы-здоровы, а он пообещал, коли нужно что будет, всё сделает. Я поначалу отказалась, а теперь, стало быть, сгодится его помощь, верно пути, сплетённые богиней-пряхой, не случайны. Знала бы, что так выйдет…

Корчмарь может и пообещать, да только если князь вздумает отыскать её да все закутки обшарить, станет ли так рисковать, прятать её? Но другого выхода не было. Даромила перевела дыхание, выныривая из раздумий. Вернуться бы в княжий терем, забрать припрятанный кошель с монетами. Но видно всё там и останется.

— Тогда давай собираться, — ответила она, поднимаясь на ноги, сползая с постели.

Поясницу потянуло, и ноги вовсе не хотели держать. От проделанных усилий затрясло.

Божана прошла к сундуку.

— Ты только не спеши, — сказала женщина. Взяв лоскуты, принялась обматывать спину и плечи.

Даромила кожу на спине совершенно не чувствовала, и даже страшно сделалось от того, не смотрела на себя. Управившись, Божана помогла надеть исподнее, а потом и платье.

— Полушубок я с собой взяла, свернула в мешок.

Ясное дело, что разряжаться не следовало — только лишнее внимание, а ведь ещё нужно и ворота пройти, не хотелось бы, чтобы стража её узнала. Пусть думают, что чернавка.

— Кожух давай и платок, шапку меховую тоже спрячь.

— А с Богданом... — спрашивать Даромила о нём внутренне боялась, но неведение гложило куда хуже. — Что с ним?

— Во дворе его секли ... — ответила Божана после некоторого молчания, вновь смолкла.

В груди Даромилы разлился лёд. Завязав ворот платья, руки невольно опустились сами собой.

— Живой он? — спросила тихо.

— А кто его знает, он даже не вскрикнул ни разу. После уволокли со двора, кровищи много.

Даромила осторожно всунула руки в рукава кожуха, который подала Божана, тот непосильной тяжестью лёг на плечи, облепляя воспаленную кожу. Закусив губы, она покрыла голову платком, замотала его вокруг шеи. Теперь ничем не отличалась от простой девки, даже осанку держать не в силах была, пригибало к земле.

— Что же теперь будет? Может, всё же к матушке вернуться, к князю? — спросила Божана.

Даромила подняла на неё взгляд.

— Нет, не хочу быть обузой для них, по крайней мере, не сейчас.

Божана тоже собралась, и, взяв приготовленные вещи, они быстро вышли из клетушки, пуская стылый воздух внутрь. Моргнув, погасли тусклые огоньки светцов. Пройдя темными переходами, женщины сошли по порогу, с улицы сразу потянуло холодом, освежая. Даромила зябко поежилась.

Идти быстро не получалось. На висках проступил пот, а спине стало неприятно влажно.

За ворота прошли свободно, пройдя мост, перекинутый через неглубокий ров, не оглядываясь, углубились в постройки. Хотя Даромиле так и казалось, что Ярополк вот-вот окликнет ей, бросившись догонять. Ненавистные стены оставались позади. Туда, дай боги, больше не вернётся. Даромила подняла ворот, прячась от стылого воздуха, оглядывалась, втягивая нагретый дыханием воздух. Кожух не пах и грел не хуже полушубка, даже напротив, лучше. Постройки тянулись бесконечной вереницей: то попадались низенькие избы, то поднимались трёхъярусные срубы с массивными стенами. Даромила думала о том, что скоро и солнцеворот, и зима повернет на весну, а она уже осталась одна. Тоскливо окинула одним взглядом горящие отблесками светцов узкие окошки, что едва вырублены под самыми крышами. Внутри разливалось спокойствие. Не испытывала и радости, что вот она, свобода, коснулась уже рукой, манит идти за ней. Всё же другая её часть смотрит назад. Неизвестность пугала, но и такая участь губила в ней все зародыши жизни.

В ночи им почти никто не встретился на пути, лишь один раз старик с клюкой в руках да в овчине до пят, медленно переступая ногами, прошёл мимо, и, завидев путниц, долго смотрел им вслед, пытался признать, кто такие.

Вскоре усталость начала одолевать, отнимая последние силы, Даромила уже не следила ни за тем, куда они идут, ни за тем, что их окружало. Стало совсем душно, проступающий на висках пот смерзался на морозе, начало знобить, а дорога все виляла меж изб и пристроек. Божана не разговаривала с ней, берегла её силы. А они нещадно покидали княгиню, и уже ни о чём она не могла думать, кроме как поскорее оказаться в безопасности да прилечь.

Наконец, беглецы оказались перед низкими воротами, рядом с которой росла ветвистая липа. Божана щелкнула затворкой, приоткрыла дверь, пропуская девушку. Они шагнули на маленький двор, огороженный высоким в два человеческих роста частоколом.

Залаял за ним злой цепной пёс, разрывая скованный морозом воздух. Зазвенела цепь. На шум тут же выскочила на крыльцо женщина, кутаясь в платок — хозяйка дома. Изба была пристроена к основному терему и двору, где и останавливались постояльцы. Наверное, тяжело так, на два дома.

Божана, отпустив Даромилу у забора, прошла к хозяйке и о чем-то тихо заговорила, не разобрать. Княгиня содрогалась от захлёбывающегося лая и рычания, что ножами врезалось в голову. Всё же облокотившись об осиновые брусья частокола, она отвернулась, смотря в глубокое полотно ночного неба. Захрустел рядом снег, Даромиле даже показалась, что она задремала стоя. Вернулась повитуха.

— Пошли, — шепнула.

Проследовав за женщиной, они поднялись в просторные натопленные сени, где пахло хлебом и сеном. Там их встретил мужчина, одетый в тулуп и шапку. Чёрная борода скрывала его лицо, и только живые голубые глаза скользнули по княгине изучающе и строго — наверняка Божана рассказала, кто её спутница. Он ни слова ей не сказал, обратился к повитухе:

— Отведу на задворок. В корчме народа нынче много. Туда лучше не выходить.

Вирей провёл их через потайной ход, откуда они вышли на другой двор, более широкий, застроенный погребами да амбарами.

Пребран, сжав кулак, поднёс его к губам, сосредоточил взгляд на язычках пламени, чей тусклый свет мягко озарял хоромину. Княжич смотрел будто сквозь стол, не замечая наполненных деревянных лотков с ломтями лосятины в ладонь, замоченных в смородиновом листе, присыпанных чёрным перцем и нашинкованными кольцами лука. Хоть угощение источало сладко-горький запах, мякоть, вымоченная в рассоле, не такая и жёсткая на зуб, имела вкус острый. Вирей и на этот раз не поскупился, кормит как на убой, да и ясное дело, таких редких постояльцев повкуснее прикормить нужно, лишь бы подольше остались, да платили за ночлег и кров. Да и чем не ценные гости — не видно, не слышно. А на харчи можно не скупиться, прокормить шестерых мужчин в нынешний год не хлопотно.