Ретушер - Дмитрий Стахов

Он сидел каменным божком, нижняя губка выдвинута вперед, очечки покоятся на самом кончике носа. Это был он, тот самый, кого загородила мне несчастная дура Андронкина.

Байбиков по прозвищу Бай.

Это его фотографии лежали в моей машине в черном конверте.

Это он сажал двенадцатилетнюю Татьяну к себе на колени, надавливал на едва наметившуюся грудь и спрашивал:

– А что это у нас такое?

Сука! Вот так встреча!

Увлеченный разглядыванием своего старого дружка, я не заметил, что прямо передо мной оказался микроавтобус. От столкновения меня спас все тот же водитель «Волги»: микроавтобус ему тоже мешал, он начал притормаживать, принимать вправо, я потерял Бая из поля зрения, но зато успел проскочить в узкое пространство между микроавтобусом и стоявшим у тротуара грузовиком.

«Волга», проехав несколько десятков метров по встречной полосе, на перекрестке ушла налево.

Я остановился у тротуара, дрожащими пальцами достал сигарету, прикурил и вынул из черного конверта несколько фотографий.

На всех Бай выглядел молодцом. Легкая складка возле губ, несколько лукавый поворот головы. Сигаретный пепел упал мне на брюки, я выбросил сигарету в окно.

– Ну, здравствуй еще раз, – прошептал я.

Кулагин был небрит, выглядел каким-то разобранным; впустив меня в квартиру, Коля вернулся на диван, с которого, судя по разворошенным подушкам и соскользнувшему на пол одеялу, он и поднялся, чтобы открыть дверь.

Оказывается, мой дорогой Кулагин был аскетом. Журнальный столик, два кресла, тумбочка с телевизором. Голые стены. Комната напоминала гостиничный номер.

Я вышел на кухню за пепельницей. Там царил идеальный порядок. Создавалось впечатление, что Кулагин питается исключительно диетической, обезжиренной пищей. Никаких запахов, чистота, на кухонном столике скромная вазочка с чуть увядшими яблоками. Мне почему-то стало невыразимо скучно.

– Что ты приехал? – слабым голосом спросил Кулагин, когда я вернулся в комнату и опустился в кресло. – Что-то себя неважно чувствую. – Руки его нервно теребили бахрому одеяла, глаза были красны. – Бессонница. И лихорадит.

– Просто ехал мимо, – сказал я и щелкнул зажигалкой. – Может, тебе нужны какие-то лекарства?

– Ничего мне не надо. – На лице Кулагина появилась легкая улыбка. – Разве что – по чуть-чуть. Ты как?

– За рулем, – выдал я дежурную фразу и поднялся.

– Куда? – Его тонкие брови поползли вверх.

– Схожу за бутылкой.

– У меня есть! В холодильнике. Там и закуска.

Я достал из практически пустого кулагинского холодильника бутылку водки, два помидора, огурец, кусок колбасы, из шкафчика над плитой – две маленькие стопочки.

– Ты вроде бы любишь запивать, – наблюдая, как я расставляю принесенное на журнальном столике, сказал Кулагин. – Там есть еще и «Спрайт». Не заметил?

Я принес пластиковую бутылку «Спрайта» и высокие стаканы, налил ему и себе. Садясь, Кулагин задел лежавший на диване пульт телевизора, и телевизор включился.

– Извини, – сказал он.

– Ничего. Пусть работает. – Я разлил водку по стопочкам.

Кулагин поднял свою стопку, подмигнул: мол, будь здоров и не кашляй!

Мы выпили. Водка была очень холодная и пилась как вода.

– Ты что-то не такой, – сказал Кулагин и взял с тарелки ломтик помидора.

– Все нормально, Коля, – сказал я. – Вот найду работу и…

– С работой сейчас не густо, геноссе. – Кулагин прожевал помидор, вытер губы тыльной стороной руки. – Есть пара вакансий в редакциях, но тебе все равно придется халтурить – платят мало. В фирменных агентствах платят хорошо, только туда сразу не устроишься. Надо искать концы. Да ты и не любишь доказывать, что лучше других. Для тебя это уже ясно, но этого мало. Пока могу отправить в какую-нибудь горячую точку. Их сейчас тьма. Хочешь? Сделаешь хороший репортаж, с тобой сразу рассчитаются…

– Пяток дней назад ты говорил совершенно противоположное. – Я налил по второй. – А впрочем, мне как раз не хватает горячей точки. Куда? И на сколько?

– Мог бы вот с ним поехать. – Кулагин указал пультом на экран телевизора. – Он, говорят, порядочное говно, но работа есть работа.

Я перевел взгляд на экран: шел репортаж из аэропорта, мой милый Бай стоял у трапа самолета и давал интервью.

– Сделай звук! – попросил я.

– Ты что, не знаешь, что он может сказать? – Кулагин взял свой стаканчик и поднес к губам. – Пиздобол, каких мало!

– Звук!

Кулагин нажал кнопку на пульте, и комната наполнилась байским голосом. Я сразу отметил: что митинг, что интервью – те же самые интонации, та же самая истовая, предельная убежденность в собственной правоте и непогрешимости.

– Главное – взвешенная, спокойная позиция, – говорил Бай. – Есть силы, стремящиеся дестабилизировать обстановку. Мы им противопоставим…

Кулагин начал регулировать яркость и случайно переключил канал.

Вместо моего дорогого Бая появилась эстрадная сцена, на которой, широко расставив ноги в ажурных черных чулках, тряся пережженными осветлителем волосами, какая-то блядовитая кошелка хрипела о злой девичьей доле.

– Я хотел послушать, что он скажет! – повернулся я к Кулагину. Тот допивал водку, глазами показывал мне на мою стопочку – давай, мол.

– В газете прочитаешь! – Кулагин поставил стопку на место и выдохнул. – Я знал этого голубчика. Когда работал в НИИ. Он был первым секретарем райкома ВЛКСМ. Редкая дрянь. Его отец, кстати, когда-то был начальником твоего отца. Не знал?

Я выпил, поставил стопку на стол.

– Его отец был железнодорожником. То есть не в том смысле «был», он и сейчас жив. Я его видел на прошлой неделе.

Кулагин пожал плечами.

– Не знаю. Может, он и был железнодорожником, но звание у него было генерал МГБ. Ладно, хер с ними, с Байбиковыми! – Кулагин взял кусок колбасы, начал перемалывать ее своими костистыми челюстями. – Ну, так ты готов?

– К чему? – спросил я.

– К работе. С ним. Позвони, но считай – работа уже твоя! Спрайтику, спрайтику! И поешь! Поешь, геноссе!

А ведь когда-то я был с ним не разлей вода! В яслях ползали бок о бок в сетчатом садке, бегали друг за другом во дворе детского сада, сидели за одной партой с первого до десятого.

Тенью он ходил со мной на свидания с Лизой.

– Этой мой друг, – говорил я ей. – Можно он с нами пойдет в кино?

Она кивала, брала меня за руку. Бай шел следом. Идти следом – такое не забывается. За такое можно не только напеть милиции, можно уделать и самому. В благоприятный момент.