Шлейф сандала - Анна (Нюша) Порохня

мой взгляд не мог оторваться от пары, стоявшей в начале переулка, рядом с магазином, на котором красовалась яркая вывеска: «Модный магазин Мейхера». Мужчина показался мне, очень знакомым… Он слегка повернулся, и я узнала Давида Эристави. Офицера, сопровождавшего нас со своим другом до самой парикмахерской. С ним рядом стояла молодая женщина в пышном платье приятного розового цвета. На плечах незнакомки лежала кружевная накидка, а в руках был белоснежный зонтик. Ее светлые кудри под кокетливой шляпкой трепетали под ласковым ветром, и я скривилась. Кукла.

- Вы не знаете, кто это? – спросила я у квартального, кивая на пару.

- Это сын князя Нузгара Эристави, - ответил Яичкин. – Служит в императорском полуэскадроне. Видать, на побывку приехал к родителям. Его сиятельство сейчас в Москве со всей своей семьей. А с ним дочь генерал-майора Туманова, Софья Андреевна.

Я кивнула, мол, спасибо, поняла. Ага… так он княжич… Вот это дела… Недосягаемая высота. Что ж, каждому своё. Но мне почему-то стало немного жаль. Так, где-то в глубине души слегка кольнуло, но тут же прошло.

- Прошка! – крикнула я, входя во двор. – Ты волосы с пола смёл? Инструменты почистил?!

- Бегу! – мальчишка вскочил со ступеньки, на которой сидел, закинув ногу за ногу, и хрустел яблоком. – Я мигом!

Вот засранец!

Глава 28

Дядюшка обиделся основательно. Он сам поднялся в свою комнату и закрылся изнутри, заявив, что объявляет голодовку. Повариха долго сокрушалась по этому поводу, но я не особо переживала, потому что уже поняла характер Тимофея Яковлевича. Он был истеричен, а это лечилось только полным игнором. Как гласила современная поговорка: «Мужские истерики и нравоучения переносятся легче, если пока он орет, и машет руками, наигрывать в голове мелодию из «Деревни дураков». Некогда мне было носиться с его обидами. Жрать захочет, сам выползет из своей берлоги.

Так и случилось. Через сутки Тимофей Яковлевич потребовал хлеба, и я позволила дать ему еще и каши. Не дай Бог ослабеет, что с ним потом делать? Да и все-таки во мне теплилась надежда, что он возьмется за ум. Помощь в парикмахерской не помешает.

Прошло три дня. Жизнь шла своим чередом, согретая жарким летним солнцем и ароматом травы. Которую, кстати, не мешало бы покосить. Ею заросло все вокруг дома, и к парикмахерской вела лишь узкая тропка, что не лезло ни в какие ворота.

Я занималась каждое утро, с удовольствием надевая свой «спортивный прикид», вызывающий у Акулины приступ веселья. Она прибегала посмотреть на меня и, усевшись на стуле, комментировала происходящее в своей беспардонной манере. Но я уже не обращала на нее внимания, а порой тоже не могла удержаться от смеха.

В эту ночь я долго не могла уснуть, размышляя над тем, какие бы новшества ввести в свой «брадобрейский бизнес». Масло… Да! Но для начала нужно узнать, где его взять, какова цена сего удовольствия, да и вообще…

Целый час я вертелась в кровати, а сон все не шел. Тогда мне в голову пришла мысль, что нужно потренироваться. Не проводить же время впустую? Пусть даже и ночное. Напялив на себя шаровары, я не стала зажигать свечи, чтобы не привлекать внимания. Лунного света вполне было достаточно. В открытое окно залетал свежий ветерок, в котором чувствовался сладковатый аромат ночной фиалки, и я испытывала настоящее удовольствие от тишины, царившей в доме.

Но длилось это недолго. До моего чуткого слуха донеслись голоса. Сначала я подумала, что это поздние прохожие, но голоса не удалялись. Кто-то находился под окнами дома.

- Не поняла… - прошептала я, поднимаясь с пола. – Это еще что такое?

Быть беспечной в моем положении – непозволительная глупость. Во-первых, мы беглые, а во-вторых, придурков вокруг тоже хватает.

Я подошла к окну и, не высовываясь, прислушалась.

- Окно в ее комнате открыто. Тряпку в рот, мешок на голову ей натяну, и делов-то! – говорил мужской голос с неприятными, вкрадчивыми нотками. – А ты принимать ее тушку будешь! Она мелкая, заяц тяжелее!

- И чего потом? Куды ее? – раздался второй голос. – Я ни черта не понял!

- Куды, куды… в трактир! Барин сказал, что девку опозорить надобно! Он там нас ждет с добычей! – тихо засмеялся его собеседник. – Потешится, небось, а опосля на люди ее вытащит! Вот смеху-то будет! Завтра весь город гудеть станет о том, что родственницу Яковлича по трактиру мужики тягали!

- Хорошо быть барином… - с завистью вздохнул второй. – Чего хочу, то и ворочу… И бабы тебе, и вино с картами…

- Ладно, не вздыхай. Давай дело делать. Время-то за полночь перевалило.

Ага… ага… Как интересно…

- Какое хорошее, тихое место… - прошептала я, потирая руки. – Даже матом ругаться не хочется…

Можно, конечно,было столкнуть бандита с окна и поднять шум, но я, как настоящий русский человек, легких путей не искала. И уж точно не собиралась облегчать жизнь этим утыркам, нанятым Жлобинским сынком. Мешок на голову говорите? Ну-ну…

Я засунула под одеяло свою одежду, а сама притаилась рядом в темном уголке, чувствуя прилив энергии от адреналина. Эх, раззудись плечо!

Вскоре в оконном проеме показалась мужская фигура. Бандит осторожно слез с подоконника и направился к кровати. Дождавшись, когда он окажется от меня на расстоянии вытянутой руки, я шагнула из темноты и ударила его в боковую часть шеи.

Да, это удар «ниже пояса», но, как говорится, на войне все средства хороши. Мужик вырубился сразу, потому что я попала точно в сонную артерию.

- Ну что, прынц, посмотрим, кто ты есть.

Но морда этого урки была мне незнакома. Хотя вряд ли сюда бы после нашей незабываемой встречи явились Терентий с Егором.

- Тряпку говоришь в рот? – я выдернула из рук мужчины какую-то ветошь, затолкала ему в рот, а потом надела на голову мешок, уготованный для меня. – Ну что, темный рыцарь, тебя товарищ ждет…

Подтащив бессознательного злодея к окну, я с трудом, но все же перевалила тяжелое тело через подоконник.

- Давай, Фрол! Я туточки! – послышался тихий голос его подельника. – Опускай тушку!

Сейчас я опущу тебе тушку…

Не особо церемонясь, я столкнула бандита вниз. Здесь было невысоко, поэтому ничего с ним, кроме пары синяков, не случится. Под окном громко крякнуло. Видать «тушка» приземлилась прямо на своего товарища.

Забравшись на подоконник, я мягко спрыгнула в густую