Дочери аптекаря Кима - Пак Кённи

Гиду молчал.

— Семья Кима богата, и девка хозяйственная. Оглянись вокруг, найдешь ли ты лучше ее?

— Надо еще подумать, — Гиду встал, — я занят, и сейчас мне надо идти.

— Уже стемнело. Останься хотя бы на ночь!

— Нет. Я приказал лодке ждать меня, — соврал Гиду. Обманул вовсе не из-за разговоров о женитьбе, а из-за того, что душа его не лежала к отцу, и он не любил долго оставаться с ним наедине. Гиду сначала заглянул в трактир, там опрокинул несколько стаканов водки и направился в Ганчанголь.

— Какими судьбами в такую позднюю пору? — поприветствовала Гиду Ханщильдэк и тут же смутилась. В доме гостила Ённан.

Перед этим Гиду выпил, чтобы хоть немного заглушить тоску по Ённан. Но, как только увидел ее перед собой, горькая досада опять охватила его.

— Я выпивши… — дохнул винным перегаром Гиду и тяжело уселся напротив Ённан.

— Вы, господин Со, тоже, наверное, пришли отведать праздничного угощения, — Ённан попыталась сказать в адрес Гиду что-нибудь уважительное, но слова прозвучали несколько двусмысленно. Эти колкие слова вовсе не задели поежившегося в ответ Гиду, который пришел сюда не за выпивкой. Ханщильдэк, прекрасно зная неисправимый характер дочери, только вздохнула. Весь дом, несмотря на позднее время, ходил ходуном от праздничных приготовлений. Всё в нем даже ночью было ярко освещено.

— Вы уже отслужили?

— Да. Сегодня уже все отслужили.

По преданиям, на рассвете первого февраля по лунному календарю на землю спускается бог ветра Пунсин и возвращается на небо на рассвете двадцатого февраля. В течение этих двадцати дней по домам устраивали в его честь приношения. Обычно эти приношения приходились на девятое, четырнадцатое или девятнадцатое числа февраля.

— Может, тебе дать что-нибудь перекусить?

— Нет, спасибо. Я уже ужинал.

— Да ты не стесняйся, поешь, а? — снова с насмешкой вставила Ённан.

Гиду только взглянул на нее прищуренными глазами.

Ённан, одетая в белую ситцевую кофточку чогори и синтетическую юбку ярко-зеленого цвета, откровенно скучала. На ее пальце блестело широкое золотое кольцо. Страстно блестели и ее кошачьи глаза, выдававшие прежнюю Ённан.

— Ённан, иди-ка ты лучше посиди в комнате, — не вытерпев, бросила угрожающий взгляд на дочь Ханщильдэк.

— А что тут такого? Мы же друзья детства.

Не найдя что возразить, мать замолчала, а Гиду усмехнулся.

— Когда я была маленькой, помнишь, я играла вместе с Хандолем около речки, а господин Со приносил нам устриц. Он все нам говорил, что обязательно станет капитаном рыбацкого судна, может, поэтому он так хорошо находил места в скалах, где водились устрицы. Ха-ха-ха!

Ённан преувеличила, назвав Гиду «другом детства». Когда ей было всего лишь шесть или семь лет, Гиду было уже около тринадцати или четырнадцати. Но поскольку Ённан была дочерью его хозяина, он брал ее с собой, когда и куда ему вздумается: они ходили то к морю, то в горы. Когда солнце садилось, Гиду сажал ее к себе на спину и относил домой. И каждый раз за ними увязывался и Хандоль.

— А помнишь, как ты мне нашел ракушку величиной с голову? — спросила Ённан у Гиду.

Совершенно ничего не помня из того времени, Гиду затуманенным взглядом посмотрел на нее. Со сжимающимся от боли сердцем он недоумевал, как могла Ённан с такой легкостью после всего случившегося произносить имя Хандоля?

А Ённан продолжала:

— Я принесла эту громадную ракушку домой, и Ёнсук раскрыла ее. И что же вы думаете? Внутри нее оказалась еще одна, совсем маленькая, величиной с ноготь, ракушка. Как нам ее стало жалко! Тогда мы с Хандолем снова пошли к морю и отпустили ее. Сейчас я понимаю, какие же мы были глупые.

— Ой-гу. Какая старая добрая история… — не зная, как заставить свою дочь замолчать, прервала ее Ханщильдэк. — Ах, да, кстати. Ты что это, своей старшей сестре рыбы не отправила?

— Да, не отправила.

— Почему? Она же нас так просила…

— Да мы ее сразу на рынок и переправили. Не было времени заехать в Тонён.

— Как она меня за это бранить будет!

— А чего она так жадничает-то?

— А ты подумала, каково твоей сестре одной-то жить с ребенком? — Ханщильдэк повернулась к Гиду и спросила: — Правда, что вы хотите начать подводную ловлю?

— Хозяин так хочет.

— И зачем ему это? Только в долги залез. Достаточно и прежней ловли…

— А на подводную ловлю далеко надо плыть? — снова вставила Ённан.

— В сторону Чеджудо, — не поднимая глаз, ответил Гиду.

— И вы, господин Со, тоже поплывете?

— Еще не знаю, — уклончиво и нехотя ответил он.

Послышался скрип открывающихся ворот.

— Ёнок, ты? — вытянула шею Ханщильдэк.

— Я.

В комнату вошли Ёнок, Ёнхэ и служанка Ёмун со связкой дров. Ёнок, завидев Гиду, как-то съежилась и сначала в нерешительности остановилась, но потом вместе со служанкой прошла на кухню. Ёнхэ приветливо улыбнулась Гиду.

— Видели Ёнсук?

— Видели.

Ёнок и Ёнхэ только что пришли от старшей сестры Ёнсук. Они передали ей угощения с праздничного стола.

— Ёнсук сказала, что салаты безвкусными получились.

— Все ей не ладно. Сама бы хоть раз приготовила. Ёнхэ, уже поздно, пора спать.

Тут Гиду встал:

— Мне тоже пора. А хозяина нет дома?

— Куда-то вышел и еще не возвращался. — Ханщильдэк глянула на дверь комнаты мужа. В комнате было темно.

— Угощений даже не попробовал, — Ённан, вытирая нос лентой от кофточки, украдкой бросила косой взгляд на Гиду.

Гиду молча окинул ее твердым прямым взглядом и вышел.

После того, как Гиду покинул их дом, Ханщильдэк гневно посмотрела на Ённан. Припоминая неучтивое обращение Ённан с Гиду, мать с удовольствием бы дала ей пощечину, но надо было поскорее уговорить Ённан вернуться к мужу еще до прихода аптекаря Кима:

— Ённан, пошли домой. Пока отец не вернулся, пошли, тебе говорю, — позвала мать и встала.

— А я не пойду.

— Ну не пойдешь, что тогда с тобой станет?

— Ёнхак и днем, и ночью избивает меня. Не пойду!

— Ой-гу! И за что только на меня свалились все эти страдания?! Чем я провинилась перед небом? — запричитала мать.

Ённан, равнодушная к переживаниям матери, таращилась в небо.

— Пошли, говорю тебе. Что бы с тобой ни случилось, надо идти, — высмаркивая нос, безнадежным жалобным голосом проговорила мать, взяла дочь за руку и вышла с ней на улицу.