Ангелы и Демоны - Дэн Браун

Лэнгдон затаил дыхание, когда «Х-33» широкой спиралью пошелна снижение в международном аэропорту Рима, носящем имя Леонардо да Винчи.Виттория сидела с закрытыми глазами. Создавалось впечатление, что она усилиемволи пытается держать себя в руках. Летательный аппарат коснулся посадочнойполосы и покатил к какому-то частному ангару.

— Прошу извинить за долгое путешествие, — сказалпоявившийся из кабины пилот. — Мне пришлось сдерживать бедняжку, чтобыснизить шум двигателя при полете над населенными районами.

Лэнгдон взглянул на часы. Оказалось, что полет продолжалсятридцать семь минут.

Открыв внешний люк, пилот спросил:

— Кто-нибудь может мне сказать, что происходит?Виттория и Лэнгдон предпочли промолчать.

— Ну и ладно, — безо всякой обиды произнеспилот. — В таком случае я останусь в кабине и буду в одиночественаслаждаться музыкой.

При выходе из ангара им в глаза брызнули яркие лучипредвечернего солнца, и Лэнгдон перебросил свой твидовый пиджак через плечо.Виттория подняла лицо к небу и глубоко вздохнула, словно солнечные лучизаряжали ее какой-то таинственной телепатической энергией.

Средиземноморье, подумал уже начинающий потеть Лэнгдон.

— Не кажется ли вам, что для комиксов вы немного староваты? —не поворачиваясь, неожиданно спросила Виттория.

— Простите, не понимаю…

— Ваши часы. Я обратила на них внимание еще в самолете.

Лэнгдон слегка покраснел. Ему уже не раз приходилосьвставать на защиту своих ручных часов. Эти коллекционные часы с изображениемМикки-Мауса на циферблате еще в детстве подарили ему родители. Несмотря наглупый вид мышонка, ручонки которого служили стрелками, Лэнгдон никогда нерасставался с этими часами. Часы были водонепроницаемыми, а цифры светились втемноте, что было очень удобно при плавании в бассейне и во время позднихпрогулок по неосвещенным дорожкам университетского кампуса. Когда студентыговорили о некоторой экстравагантности эстетических пристрастий своегопрофессора, тот неизменно отвечал, что носит Микки как символ своей душевноймолодости.

— Шесть часов вечера, — сказал он.

— Думаю, что экипаж для нас уже подан, — продолжаясмотреть в небо, заметила Виттория.

Лэнгдон услышал в отдалении шум двигателя. Когда он поднялглаза, сердце у него упало. С севера на небольшой высоте, почти над самойвзлетной полосой, к ним приближался вертолет. Во время экспедиции в Андах,когда он занимался поисками линий Наска[39] в южном Перу, емупришлось летать на вертолете, и никакого удовольствия от этих полетов он, надосказать, не получил. Летающая обувная коробка. Пресытившись впечатлениями отдвух полетов в стратоплане, Лэнгдон очень надеялся на то, что Ватикан пришлетза ними автомобиль.

Но его надежды не сбылись.

Вертушка снизила скорость, повисела несколько мгновений надих головами и начала спуск на посадочную полосу. Машина была окрашена в белыйцвет, а на ее борту был изображен герб: два скрещенных ключа на фоне папской тиары.Лэнгдон прекрасно знал этот священный символ святого престола. Сейчас это былаправительственная печать, а престолом в буквальном смысле слова являлся древнийтрон Святого Петра.

«Святая вертушка», — подумал Лэнгдон, наблюдая заприземляющимся вертолетом. Он совсем забыл, что Ватикан имеет в своемраспоряжении несколько подобных аппаратов: для доставки папы в аэропорт, навстречи с паствой и для полетов в летнюю резиденцию святейшего в Гандольфо.Окажись он на месте папы, Лэнгдон определенно предпочел бы путешествовать наавтомобиле.

Пилот выпрыгнул из кабины и быстрым шагом направился к нимпо бетону аэродрома.

Пришло время волноваться Виттории.

— Неужели нам придется с ним лететь? — тревожноспросила она.

— Лететь иль не лететь — вот в чем вопрос, — продекламировалЛэнгдон, целиком разделяя тревогу девушки.

Пилот выглядел так, словно готовился выйти на сцену в однойиз шекспировских пьес. Его камзол с пышными рукавами был разрисован широкимивертикальными ярко-синими и золотыми полосами. Цвета панталон и гетр полностьюповторяли раскраску верхней части одеяния. На ногах у него были черные туфли,чем-то напоминающие домашние тапочки. На голове пилота красовался черныйфетровый берет.

— Традиционная униформа швейцарских гвардейцев, —пояснил Лэнгдон. — Этот фасон придумал сам Микеланджело. — Когдапилот приблизился, американец поморщился и добавил: — Не самое лучшее из еготворений, надо сказать.

Несмотря на столь ослепительный наряд, пилот всем своимвидом демонстрировал, что дело знает. Он двигался к ним решительным шагом иимел выправку американского морского пехотинца. Лэнгдон читал о том, насколькострого проходит отбор в швейцарскую гвардию. Гвардейцы набирались в четырехкатолических кантонах Швейцарии. Каждый из претендентов должен был бытьхолостяком 19–30 лет, ростом не менее 180 см, уже отслужившим вшвейцарской армии. Папская гвардия считалась самой верной и надежной охраной вмире и вызывала зависть у глав многих правительств.

— Вы из ЦЕРНа? — стальным голосом спросил, застывв шаге от них, швейцарец.

— Так точно, сэр, — ответил Лэнгдон.

— Вам удалось долететь на удивление быстро, —заметил гвардеец и бросил на «Х-33» удивленный взгляд. — Мадам, —продолжил он, обращаясь к Виттории, — у вас имеется какая-нибудь инаяодежда?

— Простите, но… боюсь, я не совсем вас понимаю…

— Лица в шортах в Ватикан не допускаются, — сказалшвейцарец, показав на нижние конечности девушки.

Лэнгдон бросил взгляд на обнаженные ноги Виттории и вконецрасстроился. Как он мог забыть, что в Ватикане нельзя обнажать ноги вышеколена? Ни мужчинам, ни женщинам. Этот запрет был призван демонстрироватьуважение посетителей к Городу Бога.

— Это все, что у меня есть, — ответилаВиттория. — Мы очень спешили.

Гвардеец понимающе кивнул, хотя и был явно недоволен.Обратившись к Лэнгдону, он спросил:

— Есть ли у вас какое-нибудь оружие, сэр?

«Какое оружие? У меня с собой нет даже смены чистогобелья», — подумал Лэнгдон и отрицательно покачал головой.