Ангелы и Демоны - Дэн Браун

Как только Лэнгдон и Виттория приблизились к дверям, обагвардейца, как по команде, сделали шаг вперед и скрестили копья, загородивпроход.

— I pantaloni, — в замешательстве произнес один изних, обращаясь к пилоту и свободной рукой указывая на шорты Виттории.

— Il comandante voule vederli subito,[43] —отмахнулся от сверхбдительного стража пилот.

Часовые с недовольной миной неохотно отступили в сторону.

Внутри здания царила прохлада, и оно совсем не походило напомещение службы безопасности, каким его представлял себе Лэнгдон. На стенахизысканно украшенных и безупречно обставленных холлов висели картины, которыелюбой музей мира поместил бы на самом почетном месте.

— Вниз, пожалуйста, — пригласил пилот, показываяна довольно крутые ступени.

Лэнгдон и Виттория шагали по беломраморным ступеням сквозьстрой скульптур. Это были статуи обнаженных мужчин, и на каждой из них имелсяфиговый листок, который был чуть светлее остального тела.

Великая кастрация, подумал Лэнгдон.

Это была одна из самых величайших потерь, которые понеслоискусство Возрождения. В 1857 году папа Пий IX решил, что чрезмерно точноевоспроизведение мужского тела может пробудить похоть у обитателей Ватикана.Поэтому, вооружившись резцом и киянкой, он собственноручно срубил гениталии увсех мужских скульптур. Папа изувечил шедевры Микеланджело, Браманте[44] и Бернини. Нанесенные скульптурам повреждения были стыдливоприкрыты алебастровыми фиговыми листками. Лэнгдона всегда занимал вопрос, нестоит ли где-нибудь в Ватикане громадный, заполненный мраморными пенисамисундук?..

— Сюда, — провозгласил проводник.

Они уже спустились с лестницы и теперь стояли перед тяжелымистальными дверями. Швейцарец набрал цифровой код, и дверь бесшумно скользнула встену.

В помещении за порогом было настоящее столпотворение.

Штаб швейцарской гвардии.

Лэнгдон стоял в дверях и смотрел на смешение разных эпох,открывшееся перед его глазами. Встреча времен, думал он. Помещение являло собойвеликолепно декорированную библиотеку эпохи Ренессанса. Книжные полки,роскошные восточные ковры и яркие гобелены… и в то же время блоки новейшихкомпьютеров и факсов, электронные карты Ватикана и телевизоры, настроенные наприем Си-эн-эн. Мужчины в живописных панталонах и футуристического виданаушниках яростно стучали по клавишам, внимательно вглядываясь в экранымониторов.

— Подождите здесь, — сказал их провожатый инаправился через весь зал к необычайно высокому жилистому человеку, облаченномув темно-синий мундир.

Человек разговаривал по сотовому телефону и держался такпрямо, что создавалось впечатление, будто он даже прогибался назад. Швейцарецчто-то ему сказал, человек в синем бросил быстрый взгляд в сторону Лэнгдона иВиттории, кивнул и вернулся к телефонной беседе.

— Коммандер Оливетти примет вас через минуту, —сказал гвардеец, вернувшись.

— Благодарю.

Гвардеец кивнул и направился назад, к лестнице.

Лэнгдон внимательно посмотрел на коммандера Оливетти,понимая, что перед ним Верховный главнокомандующий армией суверенной державы.Виттория и Лэнгдон ждали, наблюдая за происходящим. Гвардейцы в ярких униформахпроявляли поистине бурную деятельность. Со всех сторон доносились команды наитальянском языке.

— Continua cercando![45] — кричал вмикрофон один из них.

— Probasti il museo![46] — вторил емудругой.

Лэнгдону не надо было хорошо знать итальянский язык, чтобыпонять — служба безопасности Ватикана ведет интенсивные поиски. Это,безусловно, была хорошая новость. Плохая же новость заключалась в том, чтоантивещество они пока не обнаружили.

— С вами все в порядке? — спросил он Витторию. Девушкав ответ лишь устало улыбнулась и пожала плечами. Коммандер тем временемзакончил разговор, решительным движением захлопнул мобильник и направился кним. С каждым шагом офицер, казалось, становился все выше и выше. Лэнгдон и самбыл достаточно высок, и ему редко доводилось смотреть на кого-нибудь снизувверх, но в данном случае избежать этого было просто невозможно. Весь видкоммандера требовал подчинения, и Лэнгдон сразу понял, что этот человек прошелчерез многое. Его моложавое не по возрасту лицо было словно выковано иззакаленной стали. Темные волосы были острижены коротким ежиком на военныйманер, а глаза исполнены той непреклонной решимости, которая достигается лишьгодами упорной муштры. Он надвигался на них неумолимо, как танк. За ухом у негобыл крошечный наушник, и это делало его похожим на агента американскойсекретной службы из плохого фильма.

Офицер обратился к ним на английском языке с довольносильным итальянским акцентом. Его голос для столь внушительной фигуры оказалсяна редкость тихим, но, несмотря на это, звучал по-военному уверенно инапористо.

— Добрый день, — сказал он. — Я — коммандерОливетти, главнокомандующий швейцарской гвардией, и это я звонил вашемудиректору.

— Примите нашу благодарность, сэр, за то, чтосогласились нас принять, — подняла на него глаза Виттория.

Коммандер, ничего не ответив, жестом пригласил их следоватьза ним. Лавируя в лабиринте электронных приборов, они добрались до двери вбоковой стене зала.

— Входите, — пригласил офицер, придерживая дверь.

Переступив через порог, Лэнгдон и Виттория оказались взатемненной комнате, одна из стен которой светилась экранами множествамониторов. На этих экранах, сменяя друг друга, лениво двигались изображенияразличных уголков Ватикана. За картинками внимательно следил молодой гвардеец.

— Fuori,[47] — сказал Оливетти.

Солдат поднялся со стула и вышел из комнаты. Оливеттиподошел к одному из мониторов и произнес, указывая на экран:

— Это изображение идет с одной из камер дистанционногоконтроля, спрятанной где-то в недрах Ватикана. Не могли бы вы объяснить, чтоэто такое?