Остров Беринга - Ольга Владимировна Погодина

шлюпку нельзя было поднять на борт при всем желании. Но, волочась по волнам за кораблем, она тоже сильно замедляла его ход. А потому с превеликим сожалением пришлось ее бросить, обрубив канат. Бедствия на этом не кончились: к обеду в трюме обнаружилась течь. Пришлось непрерывно работать одним насосом, а к вечеру в судне набралось столько воды, что были пущены в ход оба насоса; все же этого было недостаточно, и пришлось выкачивать воду ведрами через оба люка. Поскольку «Святой Петр» лишился шлюпки, спасения с корабля не было никакого, и вся команда работала как одержимая.

Несмотря на это, корабль продолжало затапливать. Капитан отдал приказ выбросить в море большую часть погруженных на судно пушечных ядер и картечи, а также часть багажа. Это немного повысило осадку и теперь, наконец, можно было начать поиски места течи, до того загроможденного грузом. Поочередно ныряя, Овцын и Алексей Иванов нашли течь. Оказалось, что вода проникла в судно через открытый паз, из которого конопатка была вымыта волной. Забив паз изнутри деревянными планками, удалось добиться того, чтобы вода хотя бы перестала подниматься. Однако одним насосом все равно приходилось работать, непрестанно сменяя друг друга.

— Долго так не продержимся, — сплюнув сквозь зубы, сказал мокрый до нитки Савва Стародубцев, пока Овцын и Иванов укрепляли паз. — Конопатка старая, ровно труха, новой взять неоткуда было, так что вот-вот вся изойдет.

И верно — Лорка видел, как в трюме тут и там стекают по доскам тонкие струйки воды. Вода в трюме стояла ему по горло.

«А шлюпку-то бросили! Коли ветер немедля не стихнет — развалимся же на части!»

К горлу подкатил комок.

— Не дрейфь, Лорка, — подмигнул ему Овцын. — Мы, русские люди, в огне не горим и в воде не тонем! Кто другой не поверит, а тебе ли не знать? Иди поспи еще.

Лорка побрел в кубрик. Однако заснуть не смог — лежал в темноте, с замиранием сердца слушая каждый скрип. Время тянулось бесконечно. Наконец Лорка все же провалился в забытье.

На этот раз ему приснился Эмемкут. Он стоял у большого костра рядом с Ханой, которая кричала страшно и гортанно и кидала в огонь искрящие коренья. Эмемкут повернулся к нему и сказал:

— Ты тоже глупый. Беда приходит — Кутку не просишь. Пришлось за тебя бабку просить. Бабка сердитая, огненных людей не любит. Но ты, говорит, внука ее, меня то есть, спас, и быть мне теперь большим шаманом. Потому костер развела, камлала, чтобы я к тебе по сонной тропе пришел, вразумил. А еще говорит, очень глупые огненные люди. В море вышли, ножи точили. Вот буря и поднялась. Теперь лахтаки[28] радуются, говорят, мы огненных людей в наше морское царство заберем, юрта у них хорошая, в ней жить будем.

— Мы утонем? — Лорка во сне не чувствовал никакого страха, одно только вязкое, тягучее любопытство.

Эмемкут махнул рукой:

— Сказал ведь — Кутку проси. Хорошо проси Кутку.

Лорка во сне вспомнил про амулет, потянулся нащупать его… и проснулся. Долго сидел в темноте. В кубрике никого не было. Страх душной волной захлестнул его: старую одежду-то он оставил на острове!

Какое-то время он сидел молча, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Мыслей не было совсем. Почему-то он поверил всему, сказанному Эмемкутом во сне, — поверил, как в сказку, рассказанную матерью на ночь.

Он отчетливо увидел, точно с высоты птичьего полета, оставленные на острове, бесприютно холодные землянки, роющихся в кучах мусора обнаглевших песцов. Вот один из них шмыгнул в землянку, потащил из угла темную кучу старой одежды… Маленькая костяная фигурка тускло блеснула в лунном свете. Песец нагнулся над ней, оскалив острые зубки, но затем, не почуяв ничего для себя интересного, отошел, а гагара осталась лежать на земляном полу, глядя на Лорку круглым костяным глазом.

«Лети! — мысленно обратился к ней Лорка. — Не за себя прошу — за отца, за Овцына, за Стеллера, за всех! И пусть сейчас все боги, какие есть, увидят тех, кто помнит и думает о нас! Пусть увидят, как их на самом деле много!»

Лорка принялся вспоминать, представляя себе как можно отчетливей всех, кого оставил. Первой, конечно, мать — такой, какой она приснилась ему, стоя на берегу. Вот рядом с ней, размахивая кадилом, возник дородный отец Илларион. Из немыслимой дали тихонько поет молитву о странствующих в море Анна-Кристина Беринг, а с нею Антон и Аннушка, — еще не зная, что чаяния их напрасны… Худощавый, нервный Шпанберг, покусывая губу, смотрит в море, и в холодных голубых глазах его — тревога. Вот плечом к плечу поднимаются, сливаются в толпу какие-то вовсе незнакомые Лорке люди — угрюмые, бородатые. Изредка мелькает вдалеке белый плат, вот вроде бы где-то заплакал ребенок… Сбоку — камчадалы, — Эмемкут, Хана, Эрем, Ачек, вылеченные Стеллером раненые… Растет толпа, ширится, наплывает на ржавый от выброшенных водорослей берег… Показалось Лорке, или гагара в его видении все же махнула костяными крыльями, встрепенулась и легко, будто бумажная птичка, потекла вверх, к дымовине.

Все оборвалось так резко, словно и не начиналось. Лорка сидел в темноте, хлопая сухими, воспаленными глазами. Потом сидеть стало невмоготу, и он вышел на палубу.

Светало. Корабль шел тяжело, как беременная молодуха. Лорка ужаснулся, увидев, насколько близко к борту качаются тяжелые волны. Он птицей взлетел на мачту, с надеждой глядя на запад. Дул сильный попутный ветер, небо разъяснило. Солнце вставало, разгоняя тягучую темноту. И там, на горизонте, Лорка увидел высокий ровный конус далекой горы.

Какое-то время он вглядывался, боясь поверить своим глазам, а потом закричал во все горло:

— Земля! Земля!

«Золотой фазан»

Глава 1

Знакомство. — Подготовка экспедиции. — Отплытие. — На пароходе по Байкалу.

— Войдите! — голос из-за двери раздался глубокий, звучный.

Коля потоптался на пороге, стянул гимназистскую фуражку со светлых вихров и шагнул вперед. В просторной комнате с зелеными обоями за ореховым столом сидел человек.

При появлении Николая он вежливо поднялся, что еще больше сконфузило юношу, — не пристало штабс-капитану из самой столицы раскланиваться с юнцами вроде него. Но внутри прокатилась теплая волна приязни. Впрочем, и без того офицер был приятных манер и наружности — высокий, плечистый, с пышными усами и белой прядью у виска, придававшей молодому еще лицу некоторую таинственность.

— Помощник топографа Сибирского отдела Русского географического общества Николай Ягунов, ваше благородие, — хрипловато от волнения отчеканил Коля. — Его высокопревосходительство генерал Кукель велели мне явиться к вам, Николай