Верлен - Пьер Птифис

Верлен, Влад, Мера. Рис. из «Зютического альбома».

В двадцатых числах октября из лагеря Сатори вышел Шарль де Сиври. Свое появление в «Зютическом кружке» он отметил в музыкальном разделе «Альбома». В тот же вечер Верлен пригласил Рембо на улицу Николе, чтобы познакомить его с шурином. В «Воспоминаниях» Матильды говорится, что «у Шарля, несмотря на его доброту, сложилось неблагоприятное мнение о молодом человеке, и он оказал поэту достаточно холодный прием».

Сама Матильда была сильно расстроена и обеспокоена тем, что, хотя Рембо больше не жил в их доме, ее муж по-прежнему целыми днями пропадал с ним неизвестно где. 23 октября она обедала у свекрови и внезапно почувствовала себя дурно: беременность ее близилась к концу. Пришлось взять экипаж, чтобы срочно вернуться домой. Она немедленно легла в постель, а Поль стал развлекать жену рассказами о том, как Рембо, не имея ни гроша, умудрялся прочесть все, что появлялось в шарлевильском книжном магазине. Он не воровал книги, он их только брал взаймы. Стянув книгу, он читал ее дома, не разрезая страниц, а затем на следующий день относил обратно. Но так как возвращать взятое было равно опасно, как и заимствовать, он часто оставлял книгу у себя или перепродавал ее.

— Это лишний раз доказывает, что твой друг дурно воспитан, — отреагировала Матильда.

Поль не знал, как объяснить жене, что Рембо совершал похвальный, даже героический поступок, рискуя штрафом или тюрьмой из любви к хорошей поэзии и, как знать, может быть, в том числе и к его стихам, ведь Рембо прочел «Сатурновские стихотворения» и «Галантные празднества».

Но Матильда отказывалась понимать. Со слезами на глазах она упрекнула мужа в том, что он ее предпочитает какому-то вору. Они перешли на крик. В конце концов Поль, потеряв самообладание, схватил Матильду поперек туловища и сбросил с постели на пол.

— Да что там такое происходит?! — вскричал Шарль де Сиври, который занимал комнату этажом ниже.

Верлен присмирел, плачущая Матильда снова легла в постель. Это была их первая серьезная ссора.

Через несколько дней, 28 октября, Матильда родила мальчика, которого назвали Жорж Огюст.

Поль был искренне счастлив. Его жена надеялась, что, став отцом, он наконец образумится. Их радость омрачалась лишь тем, что несколькими днями ранее умерла новорожденная дочь Шарля де Сиври.

В начале ноября в Париж впервые в жизни приехал друг детства Рембо Эрнест Делаэ. Он думал, что Артюр по-прежнему живет у Верлена, поэтому в величайшем волнении он позвонил в дверь дома на улице Николе. Верлен увидел стройного, несколько застенчивого молодого человека с тонкими чертами лица. «Высокий чистый лоб, словно выточенный из слоновой кости, оттеняли отдельные завитки темных шелковистых волос. У него были будто бархатные глаза — удивительно густые ресницы приглушали их блеск; матовая кожа, тонкие светлые усики. Все черты лица, если рассматривать их по отдельности, противоречили друг другу, однако вместе они образовывали на редкость гармоничный облик».

— Рембо… — пробормотал Верлен. — С ним все в порядке. Где он? Черт его знает. Везде и нигде. Правда, я знаю, где его можно найти сегодня[198].

И он отвел Делаэ в отель Дезетранже. Делаэ с трудом узнал друга, так тот вырос. Мрачный Рембо, облаченный в хламиду грязно-коричневого цвета, возлежал на диване в окружении каких-то бородатых людей. В комнате было накурено так, что было почти невозможно дышать.

— Я только что попробовал гашиш, — объявил Артюр вместо приветствия.

Но вместо райских видений он испытал лишь сильнейшую головную боль. В «Альбоме» сохранились записи, подтверждающие, что члены кружка употребляли индийскую коноплю. Существует рисунок, на котором изображен Альбер Мера в цилиндре, который заявляет: «Ни в коем случае нельзя допускать, чтобы Верлен курил гашиш».

Артюр повел друга осматривать Париж, показал ему Пантеон, на стенах которого еще были видны следы пуль. Уныние и горький нигилизм Рембо произвели на Делаэ тяжелое впечатление.

Рембо влачил жалкое существование. Все деньги вышли. Шарль Кро начинает просить о пожертвованиях самых дальних друзей. Например, в письме от 6 ноября он просит драматурга Гюстава Праделя присоединиться к усилиям Камиля Пеллетана, Эмиля Блемона и его самого, чтобы поддержать «юного воспитанника муз».

А воспитанник работал ничтожно мало. Возможно, что сонет «Гласные» он написал под впечатлением от занятий музыкой с Кабанером, который каждой ноте приписывал свой гласный звук и свой цвет. Используя этот метод, он написал сонет под названием «Сонет семи чисел». Он посвятил его Рембо, которого изобразил в красных тонах.

Затем он дает тройной ключ:

Рембо, сократив ключ до двойного и следуя собственному восприятию, напишет изумительное стихотворение в четырнадцать строк, о котором было сказано столько глупостей, в то время как, по сути, оно лишь вариация на тему кабанеровской шутки.

Что касается Верлена, то он иногда целыми днями не показывался дома, проводя все время или в отеле Дезетранже, или в окрестных барах.

14 ноября состоялась премьера пьесы Франсуа Коппе «Покинутая». Верлен вернулся домой около трех часов утра, пьяный и обозленный, понося на все лады успех Коппе. Увидев Матильду, он принял театральную позу и с пафосом произнес: «Вот она, покинутая!»

Матильда в долгу не осталась, и Верлен, обезумев от бешенства, попытался поджечь шкаф с охотничьим снаряжением г-на Моте, и пожилой медсестре, которая находилась при молодой матери, пришлось приложить много усилий, чтобы водворить поэта в спальню и помешать выйти оттуда, угрожая ему раскаленными щипцами. Проснувшись, он получил суровый выговор от г-жи Моте и снова, как всегда, в слезах просил прощения[199].

На следующий день он присутствовал в театре «Одеон» на другой премьере — одноактной идиллии «Лес» Альбера Глатиньи. Как и накануне, Верлена сопровождал Рембо. Их вызывающе небрежный внешний вид произвел сенсацию. Тогда Матильда решила перейти в наступление. Если она сама ничего не смогла добиться, это сделает общественное мнение. Она пригласила одну свою подругу-журналистку и предложила ей написать заметку, которая и вышла 18 ноября в «XIX веке». В ней говорилось о том, что один из членов парнасского кружка, которому не давал покоя успех Коппе, в припадке бешенства чуть не убил свою жену и новорожденного сына. Его удалось остановить, но автор высказывал надежду, что г-н Коппе повременит с созданием новой пьесы, иначе жизнь двух несчастных существ, «подданных» вышеназванного «парнасца», снова окажется под угрозой.