Паутина миров - Максим Хорсун

Когда вождь перевел последние слова Фреда, индейцы радостно взвыли.

– Так возьмите их! – продолжал самозваный шаман, повышая голос до визга. – Ощипайте и изжарьте на огне, дым которого мог бы порадовать вашего… нет, нашего доброго бога!

Он плавно взмахнул рукой над костром. Пламя затрещало, в темное ночное небо взвился столб красного дыма. Вопль благоговейного ужаса прокатился над стойбищем.

Фред Око Тайфуна подскочил, как на пружинах, выхватил у воина, что охранял пленных, нож из рабочего когтя муравьеда и одним ударом отсек птичью голову маленького черного зубоклювого. Голова покатилась в костер, пламя затрещало еще громче, запахло паленым пером.

– Хап, хап, хап! – залаяли воины-гамацу, бросаясь к пленным.

Отсеченные головы зубоклювых полетели в костер, а трепещущие в агонии тела были разорваны на куски.

– Хап, хап, хап! – вторили гамацу и стар и млад, впиваясь когтями и вгрызаясь зубами в окровавленную плоть бандитов.

Красный дым фонтаном крови бил в безоблачное небо, где едва тлели головешки галактического рукава.

Паника в Чумном городище началась раньше, чем горячий торнадо коснулся лачуг, слепленных из разного хлама. Бывший профессор Сахарнов, а ныне просто Семеныч, сидел в своей мастерской, когда на улице поднялся шум. Сначала он подумал: хитники напали. Схватил с верстака стамеску, высунулся наружу. Ничего не понять. Пыль. Торгаши узлы с товарами тащат. Убогие лавчонки их трещат под напором ветра. Девчонки бабы Зои повыскакивали на улицу в чем мать родила. Визг подняли такой, что заглушили даже рев урагана, который, судя по всему, надвигался со стороны порта. Семенычу следовало бы остаться на месте, чтобы разом покончить с никчемным существованием на задворках мироздания, но он, грешным делом, струсил. Отшвырнул стамеску, очертя голову кинулся вдоль главной улицы городища к широкому, но мелководному проливу, который иначе как Канавой никто и не называл.

Набережная Канавы была изрыта тоннелями, в которых представители самой низшей касты империи Корсиканца нередко укрывались. Горячий торнадо ли, нашествие ли хитников – хватай нехитрый скарб и прячься. Главное, успеть добежать. Особенно, когда позади все трещит и рушится, а облако раскаленной пыли настигает самых непроворных, забивает им глаза и легкие, ослепляет и душит. Люди, нгены, арсианцы, птичники мчались со всех ног, но все равно – один за другим таяли в горячем тумане. Семеныч потерял всякое соображение, куда бежит и – зачем. Его гнал слепой ужас.

Он не помнил, как оказался в спасительном убежище. Лишь прохладная тьма, внезапно обступившая со всех сторон, привела его в чувство. В тоннеле стоял полумрак, только вход в него со стороны Канавы мерцал неоновым туманом. Семеныч осмотрелся и обнаружил рядом немногим более десятка особей обоего пола и различных рас. Повезло ли остальным укрыться в других щелях и дырах, Семеныч не знал, да и не интересовался. Он был озабочен исключительно собственной судьбой. Не из-за душевной черствости. В другом мире и в другие времена профессора Сахарнова с полным правом считали человеком мягким и добросердечным. Но под Чертовым Коромыслом такие не выживали. И бывший декан философского факультета выучил эту истину назубок.

Время от времени покатый свод тоннеля вздрагивал и сверху сыпалась труха. Что-то взрывалось в городе, обрушивая последние уцелевшие здания. Стряхивая с лысины мусор и пыль, Семеныч уныло размышлял над тем, что довольно долго прожил он под Чертовым Коромыслом, и порой приходилось тяжко, но свидетелем столь масштабного бедствия не становился ни разу. Похоже, что-то совсем разладилось в здешней небесной механике, и не один, а целая армада орбитальных мазеров принялась хлестать по городским кварталам. И никому не было дела, что под руинами погибнут разумные существа, волею непостижимых природных явлений покинувшие родные планеты и оказавшиеся здесь. Вряд ли Фред Вельянов пошлет своих бравых гвардейцев, чтобы спасти обитателей Чумного городища. Он и лишнего полкило колбасы не выделит, не говоря уж о бронеходах. Мироед, почище Сталина… Да и неизвестно еще, что сейчас творится в сердце его империи, и целы ли бронеходы…

– Семеныч, а Семеныч, – теребя профессора за рукав, обдавая сивушно-грибным духом, зашептала баба Зоя, – как думаешь, долго нам тут еще торчать?

– Боюсь, что долго, Никитична, – отозвался он с неохотой.

– Эхе-хе… – вздохнула баба Зоя. – Девочки мои, они не крысы какие, чтобы по норам прятаться… Придут господа офицеры вечерком, а никого нету… Убыток один с этими торнадо…

Семеныч промолчал. Врать этой хлопотливой курице ему не хотелось, говорить, что скорее всего «господа офицеры» никогда не придут – тем более. Какой из него пророк? Хотя реальность, данная в ощущениях, активно способствовала самым пессимистическим воззрениям. Неоновый туман в отверстии тоннеля вдруг озарился багровым свечением. Вода в Канаве забурлила, и облако горячего пара ворвалось в убежище. Девочки опять оглушили Семеныча визгом. Птичники закудахтали, карлики-нгены залопотали, лишь арсианцы молча подхватились и рванули во тьму. Профессор – за ними. Если чему его и научила жизнь по эту сторону Зодиака, так тому, что, когда пахнет жареным, в первую голову надо делать ноги.

Цепляясь за шершавые стены, он семенил вслед длинноногому арсианцу, ощущая на потном загривке горячее дыхание бабы Зои. О своих подопечных, она, видно, уже не беспокоилась. И Семеныч не осуждал ее за это. Даже этот убогий мирок, где все они, так или иначе, смогли найти свое место, распадался, а значит, осталось только выживать и надеяться на новый шанс. Хотя о каких шансах могла идти речь, если, судя по глухому грохоту и участившемуся сотрясению стен, наверху царил ад кромешный?! Будто само начиненное металлом небо этой проклятой планеты обрушивалось на землю.

Совершенно некстати профессор вспомнил бедного Сю Чена, своего китайского коллегу, который мечтал вычислить эфемериды искусственных спутников мира под Чертовым Коромыслом. Уж очень его занимала эта кадриль рукотворных объектов с естественным кольцом планеты. Семеныч его хорошо понимал. Ему и самому хотелось бы по самые уши влезть в местную философию, но никому не удалось расшифровать здешний язык, а следовательно, все эти бесчисленные свитки в роскошных библиотеках так и остались для людей немыми. А жаль. Будет ли еще у него возможность приобщиться к мудрости иной цивилизации, профессор Сахарнов не знал.

Вот если бы встретить аборигена…

Из-за дурацкой привычки отвлекаться на посторонние мысли Семеныч пропустил перемену в обстановке. Внезапно арсианец, бегущий впереди, заорал на своем наречии. Профессор лишь разобрал слова: «одетые чешуей». В следующее мгновение стало ясно, что арсианец хотел этим сказать. Подземная мгла озарилась желтым, колеблющимся светом. Семеныч даже ослеп на какое-то время. А когда проморгался, то увидел, что свет исходит от факелов, которые держат в руках рептилоиды. Живущие на поверхности редко с ними сталкивались. Ящеры предпочитали подземелья. Лишь иногда они появлялись на базарчике у Канавы, чтобы выменять найденные артефакты местной культуры на самоделки, изготовленные руками других нечаянных пришельцев. У самого Семеныча несколько раз чешуйчатые сапиенсы выменивали незамысловатые деревянные скульптурки, хотя он ума не мог приложить, зачем они им понадобились.