Большая книга ужасов – 91 - Елена Арсеньева

мне! – погрозил ей пальцем Пепел. – Поосторожней, а то скажу Дени!

– Ну и о чем ты собрался ему говорить? Что я такого сделала? – хлопнула невинными глазами Коринка. И вдруг бросила: – Ничего ты ему не скажешь! Ничего и никогда!

Пепел вздохнул:

– Не скажу конечно.

Коринка ухмыльнулась, а мы с Пеплом переглянулись.

Мы оба думали об одном и том же.

Он ничего никому не скажет, даже если захочет. И не только потому, что там, в Париже, Дени его не поймет. Просто Пепел уже не вернется в Париж.

Коринка, ох Коринка, какая же ты, оказывается…

Чужая. Безжалостная!

Мила покачала головой и взяла меня за левую руку, при этом показав глазами на другую мою руку, а потом на Коринку.

Я понял и послушался. Теперь я стоял между двумя девчонками, живой и мертвой, которые смотрели друг на друга. Коринка видела Милу, наверное, потому, что держала меня за руку. Мила слегка улыбалась, Коринка поджала губы и разглядывала ее пристально, придирчиво, причем мне показалось, что она видит что-то такое, чего я в жизни бы не разглядел.

Ну да, девчонки всегда так смотрят. Они же в яйце иглу видят!

Мила тем временем снова взглянула на меня и перевела глаза на руку Пепла.

– Коринка, возьми Пепла за руку, – процедил я.

Она послушалась, и Пепел тоже увидел Милу. Вытаращил глаза, а потом отвесил такой поклон, какой я видел только в старом французском фильме «Три мушкетера».

Мила хлопнула ресницами – у нее длиннющие ресницы, оказывается! – и смущенно пробормотала:

– Миламиламиламила…

А Коринка рассмеялась – злорадно так!

– Да, – сказал Пепел холодно, – ты отлично выглядишь, Коринка. Ты гораздо ярче, чем Мила. Но только потому, что ты живая, а она нет. Так что зря задираешь нос. Но почему-то она, хоть и мертва уже шестнадцать лет, не озлобилась. А ты… как будто тебя Древо зла заколдовало!

Коринка даже отшатнулась от Пепла. Наверное, таким разъяренным она своего верного пса никогда не видела! И вдруг у нее из глаз потекли слезы…

– Простите, простите, – прохлюпала она. – Я не знаю, как быть, мне ужасно страшно, вы ничего не понимаете! Ты, Пепел, и она, – кивок в сторону Милы, – вы уже умерли, вам нечего бояться. Да еще его прабабка, – теперь кивка удостоился я, – тако-о-ого насоветовала… Если бы можно было вернуться домой через какой-то самый страшный подземный ход, я бы так не боялась – но ведь нужно Древо зла сжечь. И может быть, погибнуть при этом. А я боюсь, я никакая не Жанна д’Арк, я не хочу восходить на костер! Может быть, если в какой-нибудь угол забиться и ничего не делать, все само пройдет? Все само собой исправится? – Она отдернула руки от Милы и Пепла, закрыла лицо и разрыдалась всерьез.

Мила смотрела на нее с жалостью: она понимала, что творится с Коринкой.

И я тоже очень хорошо это понимал. Потому что то же самое творилось со мной.

«Может быть, если в какой-нибудь угол забиться и ничего не делать, все само пройдет? Все само собой исправится?»

А еще я снова подумал: «Если бы я не поехал к Потапу! Если бы я не зазевался около почтового ящика! И вообще, если бы мой брат-близнец не умер шестнадцать лет назад, со мной бы ничего не случилось! Я бы сюда не попал! Я бы…»

Но все-таки раньше мне было легче. А теперь, когда узнал, что именно надо сделать… Да еще мысль ужалила как оса: «А если Древо зла сгорит, значит, Леха погибнет? Они же соединены!»

Наверное, я должен был обрадоваться, но почему-то не получилось.

Какое-то время мы молчали, потом Пепел вдруг спросил:

– Мила, ты знаешь, где находится зверинец дохлых чудовищ?

Милу словно током дернуло – так она вздрогнула, такой страх отразился на ее лице. Но все же она кивнула и требовательно взглянула на меня.

Ага, поскольку Коринка отдернула руки, Пепел теперь Милу не видит. Значит, ему нужен переводчик.

– Она знает, – сказал я. – Но ей страшно…

– Я так и думал, что это страшно, – буркнул Пепел. – Само название очень страшное. Но нам обязательно надо туда сходить. Мила, проводишь?

Она кивнула.

– Проводит, – вздохнул я.

– Коринка, ты идешь с нами? – холодно спросил Пепел. – Или останешься одна?

Коринка замотала головой и вцепилась в его руку. В его верную лапу.

Пепел ничего не сказал, но пепельные губы слегка улыбнулись.

Коринка, похоже, со своим страхом справилась. Теперь мне бы справиться со своим. Или хотя бы не выдать его…

Мы вышли за калитку, и только сейчас я вспомнил про телефонный звонок:

– Это ты звонила?

Мила кивнула.

– А откуда звонила, кстати?

Мила сделала такое движение, будто снимает с аппарата трубку, покрутила пальцем, словно набирая номер…

– Так что, здесь есть связь?! – изумился я.

Она усмехнулась – не слишком весело, – а потом прикоснулась пальцем ко лбу.

– Понятно, – пробормотал я. – Ментальная, так сказать. А звонила зачем?

Мила махнула рукой в сторону стоящих поодаль деревьев.

– Они попросили?

Кивок.

– Зачем?

Мила пошевелила губами, показав на меня, потом на Пепла и Коринку.

– Поговорить с нами хотели?

Кивок.

– Ну что, сразу к ним пойдем?

Мила показала на Пепла.

Честное слово, я достиг огроменных успехов в переводе с языка немых призраков на русский! Или на французский?..

Короче, на человеческий. Или на собачий?

Короче, на наш.

– Сначала пойдем смотреть зверинец, – сообщил Пеплу. – А это далеко?

Мила покачала головой.

– Практически рядом, – перевел я.

Мы дошли до больницы и увидели среди зарослей протоптанную дорожку, довольно широкую. Перестав с тревогой смотреть под ноги, каждую минуту ожидая нападения жрущего гриба, мы пошли спокойней. Мне казалось, что мы идем в направлении Древа зла, но какой-то другой дорогой, не той, по которой я когда-то бежал. Вдруг до нас донеслись какие-то странные звуки.

– Кто-то поет? – удивленно спросила Коринка.

– По-моему, кто-то воет, – буркнул Пепел.

Я взглянул на Милу. Она показала на горло, потом сделала вид, что утирает слезы, и я догадался:

– Кто-то поет и плачет?..

Она кивнула.

Мы сделали еще несколько шагов, повернули – и оказались на большой поляне, где на коленях стояла группа людей-кустов, сцепив перед собой руки. Люди-кусты тихо пели и плакали – монотонно, не всхлипывая, но так тоскливо, что у меня даже горло перехватило. А Пепел вдруг шагнул вперед, упал на колени, и этот едва слышный вой слился с общим хором.

Девчонки плакали, не скрываясь, но обе тихо, почти не всхлипывая. Наконец Мила потянула меня чуть в сторону, и я