Большая книга ужасов – 91 - Елена Арсеньева

сюда их злая судьба. Вдруг они как-то помогут Саше?.. Я знаю, это его раззадорит, он согласится. Я и так отдала ему все, что любила, отдам свои силы в обмен на исполнение этого условия… А потом я вернусь к Васе и Лешеньке. Я их больше не оставлю.

Когда машина скрылась из виду, она пошла в дом, но вдруг обернулась, и… клянусь, она взглянула на меня, она улыбнулась мне!

Мне, неведомо каким путем заглянувшему в ту ночь, когда я появился на свет!

А потом я почувствовал, что меня словно бы тянет назад какая-то сила, выдергивает откуда-то – и вот я уже стою рядом с Милой и развалинах больницы и смотрю в ее синие глаза, которые утратили яркость жизни и снова стали бледно-голубыми, мертвыми.

– Миламиламиламила… – прошептала она настойчиво.

Я понял, о чем она напоминает!

Сунул руку в карман, достал последнюю записку Агнии Алексеевны, прочел ее и…

И тупо моргнул.

Dum spiro, spero.

Ingressum ab infra sed exire desuper, per caveam et aspera.

Sublata causa, tollitur morbus.

Quae medicamenta non sanat, ferrum sanat; quae ferrum non sanat, ignis sanat.

In ignis salus!

Voluntarium sacrificium sui omnes salvabit.

Aliis inserviendo consumer.

Memento: finis sanctificat media.

Memento patris tui legatum.

Deus custodiat te!

* * *

Неслабо так! Вот это и называется – взрыв мозга…

* * *

Собрав разлетевшиеся кусочки своих извилин, я понял, что письмо написано по-латыни – чтобы его не мог прочесть Древолаз, который ненавидел «эту заумь». Потом, еще немного сосредоточившись, узнал целых две цитаты из Гиппократа, отца медицины[11], которые известны каждому медику. Я не медик, я только учусь, вернее собираюсь учиться, но даже мне они знакомы. Первая: «Sublata causa, tollitur morbus» – «Устранишь причину – пройдет болезнь». Вторая: «Quae medicamenta non sanat – ferrum sanat; quae ferrum non sanat – ignis sanat», то есть «Чего не излечивает лекарство, излечивает нож, чего не излечивает нож, излечивает огонь».

Огонь?..

Следующая строка «In ignis salus!» – опять про огонь! – тоже показалась чем-то знакомой, но Мила вдруг закричала, замахала руками, лицо ее исказилось от страха, и в то же мгновение со стороны нашего дома донесся истошный собачий вой.

Стало ясно: и Мила, и Пепел подают мне сигнал, что им дан знак ужаса. Значит, надо бежать, и бежать быстро!

Я рванул было вперед, на ходу пряча в карман записку Агнии Алексеевны, но Мила снова махнула рукой, заставив меня повернуть голову, и я увидел несущийся по улице человек-куст. Ветки его стояли дыбом. Он остановился прямо передо мной, и Мила хлопнула его по спине, а потом, глядя на меня, ткнула в него пальцем.

– Встань передо мной, как лист перед травой? – пробормотал я ошеломленно. – Но я не могу на нем ехать!

Мила с досадой сморщилась, ветки человека-куста пригнулись, разгладились, и он опустился на четвереньки – наверное, чтобы мне было удобнее сесть.

Да проблема не в том, чтобы на него забраться, – не мог я ехать верхом на каком-никаком, а все-таки человеке!

– Миламиламиламила! – повелительно крикнула Мила.

Человек-куст резко выпрямился, снова вздыбил ветки и гневно блеснул на меня темными глазами. По-человечески ему было лет тридцать, наверное. Мышцы на руках и ногах бугрились, словно у Геракла. Ему не составило никакого труда сцапать меня в охапку и помчаться с такой скоростью, что я и ахнуть не успел, как впереди показался забор нашего дома. Верхом на заборе сидел Пепел, выл и махал руками, сигнализируя, что надо спешить, спешить!

Человек-куст наддал, и мы уже почти поравнялись с забором, как вдруг Пепел заорал:

– Берегись! Сзади!

Человек-куст развернулся, загородив меня собой, и в то же мгновение его шею захлестнула петля. Я успел разглядеть, что это древесный корень. Если бы человек-куст не развернулся, эта петля захлестнула бы горло мне!

Рывок – и человек-куст упал, успев отшвырнуть меня с такой силой, что я покатился кубарем. Обернулся – и увидел надвигающегося на меня Древолаза! На руках он держал хорошо знакомую мне деревяшку, которая и натягивала не корень, как мне показалось, а пуповину, придушившую человека-куста.

Я остолбенел, я не верил глазам! Но тут кто-то сверху схватил меня за капюшон толстовки и дернул так, что чуть его не оторвал.

– Лезь скорей! – раздался крик Пепла, и я, очнувшись, взлетел – ну вот ей-богу, иначе не скажешь! – на забор и перевалился во двор одновременно с Пеплом.

На крыльцо мы взбежали одновременно, вломились в дверь, заперли ее и не успели дух перевести, как на нас налетела Коринка, обняла обоих, чмокнула в щеки, всхлипнула…

Я довольно равнодушно, надо признаться, ответно мазнул губами ее по щеке (во-первых, с чужими девчонками не целуюсь, а во‑вторых, нужно узнать, что там с человеком-кустом!) и кинулся к окну, но через ставни и забор ничего не было видно. Помчался на второй этаж. Коринка и Пепел ринулись следом.

Мы подскочили к окну – и замерли. Коринка даже зажмурилась, потому что картина открылась жуткая… Человек-куст лежал на земле, раскинув руки, запрокинув голову, а Древолаз стоял над ним, изо всех сил затягивая петлю на его шее, хотя даже нам было видно, что человек-куст уже мертв. Хорошо знакомая мне деревяшка, прикрепленная на другом конце корня, бегала вокруг тела, обшаривая ветви, словно пыталась что-то там найти.

– Леха, Леха, что ж ты, гад, делаешь?! – пробормотал я, и в горле стало горячо. Наверное, ненависть обожгла!

– Что, не нашел?! – взревел тем временем Древолаз. – Дождешься, что я тебя прикончу! Зачем убил этого дикаря? Ты должен был накинуть петлю на шею своему братцу! Мне нужно письмо старухи! Его украли деревья или эти бродячие кусты! Как ты мог промахнуться?!

Деревяшка кинулась было наутек, но Древолаз одним движением заставил ее подкатиться обратно. И вдруг насторожился, вскинул черно-зеленую морду (или как еще его мерзкий фейс можно назвать?) и повернул ее к нашему окну. Мы тут же отпрянули.

– Санька, любуешься, как я его избиваю? Радуешься? А ты, Леха, посмотри наверх, посмотри! Там твой брат ржет от восторга!

На какое-то мгновение я остолбенел: откуда эта гадина знает, как нас зовут? – но тут же вспомнил, что он фактически присутствовал при нашем рождении, да и вообще у него был миллион возможностей это узнать.

Например, от моего деревянного брата…

И как тогда, когда увидел, что происходило в больнице, я подумал: «Леха не виноват! И сейчас он промахнулся нарочно! Он убил человека-куста, чтобы не убивать меня! Он не хочет, чтобы Древолаз прочитал