Ненависть и месть - Сергей Зверев

– Это Жиган, – негромко сказал один из парней, провожая Панфилова взглядом. – Деловой…

– У, бля, козел, – сплюнул опростоволосившийся боец.

Когда Константин подошел к месту похорон, пожилой батюшка уже закончил читать молитву за души убиенных. Могильщики установили закрытые гробы на специальные механические устройства и стали медленно опускать их в могилы.

– Зырь, Никон, – сказал кто-то в толпе, – какие хреновины придумали.

– Ага, буржуйская штучка. Машинка для опускания деревянных макинтошей.

– Круто у них там, на Западе. У нас так веревками…

– Да, ништяк…

– А мне так по херу, как меня закопают. Хоть так, хоть эдак.

– Не скажи. Порожняк все путем сварганил. Макинтоши дубовые заказал, патлатого притащил с кадилом. Братва тащится, в натуре.

Комья земли посыпались на полированные дубовые крышки гробов. Кто-то из братков бросил в каждую из могил по горсти патронов – семечки для пацанов, чтоб на том свете не скучно было.

Вскоре в толпе наметилось движение. Соратники погибших по очереди подходили к свеженасыпанным могильным холмикам, устанавливали венки, клали цветы. Вскоре подошла и очередь Жигана.

Установив свой венок, он подошел к Саше Порожняку и пожал ему руку.

– Благодарю, Жиган.

– Есть проблемы?

– Не, а че?

– Я слышал, братва волнуется.

– А, – Порожняк вяло махнул рукой, – замнем.

– Ну, смотри… Будь здоров.

Высказав свои соболезнования немногочисленным родственникам погибших, Константин вместе с Семенковым еще на некоторое время задержались у могил.

На могилах росла гора живых цветов. Некоторые, отдав последнюю дань памяти коллег, тут же уходили, но в основном братки дожидались окончания церемонии, чтобы всем вместе вернуться в город и помянуть Ермолая с Шустриком в специально снятом для этого ресторане. После таких пышных похорон Саша Порожняк не мог позволить себе поминки в каком-нибудь третьеразрядном заведении. Поэтому он остановил свой выбор на самом дорогом ресторане города «Маленький принц».

Белокурая подруга Саши Порожняка явно тяготилась пребыванием на похоронах. Пока братва возлагала цветы, девушка отошла в сторону и остановилась возле ограды памятника Чернявому. Надпись на мраморной плите привлекла ее внимание.

Чтобы прочесть ее, подруга Порожняка открыла чугунную калитку и шагнула за ограду. Чуть наклонившись над памятником с портретом, выгравированным на камне рукой мастера, прочитала:

Не забудут друзья,

И запомнят враги…

Следующая строчка посмертной эпитафии была чем-то испачкана. Девушка протянула руку, чтобы протереть ее.

Гулкое эхо взрыва разнеслось над кладбищем. Земля под ногами дрогнула и разверзлась. Мраморные осколки разбитой плиты Чернявого, подобно артиллерийской шрапнели, разлетелись по сторонам.

Несколько человек из кучковавшейся неподалеку братвы упали замертво с разбитыми черепами и продырявленными насквозь грудными клетками. Одному из собравшихся на похороны Ермолая и Шустрика оторвало ногу. С судорожно перекосившимся побелевшим лицом он лежал на земле, подтягивая негнувшимися пальцами окровавленный обрубок, державшийся на лоскуте кожи.

Подругу Саши Порожняка разметало на части по веткам кладбищенских вязов. Сила взрыва была такова, что могила Чернявого превратилась в огромную яму, на дне которой обнажился гроб. Полуистлевшие доски крышки гроба разметало в стороны, кости в лохмотьях перемешались с землей, а оскалившийся череп с дырой от пулевого ранения пустыми глазницами смотрел в чистое летнее небо.

Когда прогремел взрыв, Панфилов и Семенков успели лишь пригнуться. К счастью, они стояли вдалеке от могилы Чернявого, закрытые спинами по меньшей мере двух десятков человек. Не пострадал и Саша Порожняк, который успел вовремя упасть на могильный холм, усыпанный цветами.

Еще не успели как следует осыпаться комья земли, как завыли несколько женщин, находившихся в толпе.

– Убили, убили!

Начиналась паника. Семенков схватил Константина под руку и потащил к выходу.

– Быстрей! Нам тут делать нечего.

Александр Кононов прибыл в Прагу ранним утром. На железнодорожном вокзале было людно. Кононов смешался с толпой пассажиров, прибывших из Вроцлава, и вскоре оказался на стоянке такси. Намеренно пропустив несколько автомобилей с шашечками, он сел в неприметный «Фольксваген-Джетта» и отправился в Градчаны. За время поездки он не проронил ни единого слова. Лишь тогда, когда машина останавливалась на светофорах перекрестков, он оглядывался и внимательно рассматривал автомобили и лица пассажиров в них.

Однажды ему показался знакомым пассажир темно-синей «Шкоды», но, присмотревшись, он понял, что ошибся. «Шкода» дважды пристраивалась в хвост такси, которым следовал Кононов, а затем свернула на одном из перекрестков.

Кононов попросил остановить машину неподалеку от многолюдного Карлова моста. Резонно подумав о том, что береженого Бог бережет, он решил на всякий случай погулять по живописным кварталам центральной части города и окончательно убедиться в собственной безопасности.

Путь до Праги занял целые сутки. В польской столице, изменяя своим снобистским привычкам, Кононов сел не в самолет и не в шикарное купе международного экспресса, а в вагон обычного электропоезда, который следовал на юго-запад Польши, делая многочисленные остановки в маленьких городах и на безлюдных станциях.

Затем он пересел в точно такой же электропоезд, следовавший до Вроцлава. И лишь там, неподалеку от чешской границы, позволил себе немного успокоиться и купить билет в спальный вагон скорого поезда Вроцлав – Прага.

Он был почти уверен, что ему удалось оторваться от возможных преследователей. Для этого он предпринял некоторые шаги еще в Варшаве.

Роскошный костюм от Армани, рубашка, дорогие ботинки и даже золотые часы перекочевали в огромную спортивную сумку «Адидас», купленную в первом же фирменном магазине. На дне сумки лежал кожаный кейс.

Поначалу Кононов хотел избавиться от всех своих вещей, оставив только документы и деньги. Но, поразмыслив, решил, что и костюм, и кейс ему еще пригодятся.

Сейчас в этом высоком молодом человеке едва ли можно было узнать беглого банкира. Кроссовки, джинсы, майка, легкая спортивная куртка, а также огромная сумка на плече делали его похожим на баскетболиста, самостоятельно направляющегося к месту соревнований.

На старинных улицах Праги таких, как он, было немало. Прикрыв глаза темными солнцезащитными очками и нахлобучив сверху кепку-бейсболку с длинным козырьком, Кононов прогулялся по Карлову мосту, постоял возле уличного диксиленда, самозабвенно наяривавшего мелодии тустепа, выпил пива в одном из бесчисленных уличных кафе, с аппетитом съел хорошо прожаренную отбивную и прошел к Пражскому кремлю.