Ренегат - Павел Корнев
Шрифт:
Интервал:
Святые небеса! Да стоит ли об этом даже рассуждать? Я быстро отступил и резким щелчком пальцев вернул паренька в сознание. Школяр вздрогнул и принялся ошалело озираться по сторонам.
— Что случилось? Где все? Я… Магистр? Я ничего не помню!
— Держи! — вложил я в ладонь школяра грош и, ощутив вдруг иррациональный приступ жалости, посоветовал: — Теперь расскажешь всем, что я тебе заплатил.
Уве в недоумении уставился на серебряную монету, а когда я направился к выходу, крикнул:
— За что, магистр? За что вы мне заплатили?
— Чтобы напортачил с заклинанием. Не беспокойся, скоро сам обо всем узнаешь!
Я снял с вешалки плащ и шляпу и вышел за дверь. А там меня и в самом деле ждали.
— Приветствую, сеньор обер-фейерверкер! — прозвучало из темного угла, стоило только переступить через порог.
Сеньор обер-фейерверкер?
Я обернулся и смерил мрачным взглядом мужчину лет тридцати в неброской дорожной одежде и распахнутом темно-синем плаще. Оружейный ремень оттягивали длинная шпага и дага. Гость не отличался высоким ростом, был широк в кости и весьма упитан. Зачесанные назад волосы открывали лоб и свободно ниспадали на плечи, и это придавало спокойному мягкому лицу еще большую округлость. Пухлые щеки, крупный нос, мясистые губы; с образом добропорядочного бюргера не сочетались лишь шальные глаза.
— Прикуси язык, Ланзо! — шикнул я, не желая, чтобы кто-то из школяров услышал столь неподобающее обращение к лектору. — Кто тебя сюда пустил?
Ланзо отлип от стены, подошел и с усмешкой ответил:
— А кто бы мог меня не пустить? Сторож на воротах? Даже не смешно!
Почтения в голосе собеседника не было ни на грош, но мое звание командира орудийной батареи Сизых псов он больше вслух не поминал, и я предпочел не заметить ядовитого сарказма.
Ланзо Хофф, также известный как Угорь, отличался невыносимым характером, но голова у него варила как надо, за это и ценился. Быть бы ему большим человеком в цехе каменщиков, но некстати случились беременность подружки и пара колотых ран в ее старшем брате, вот и пришлось семнадцатилетнему Ланзо срываться в бега, навсегда оставив уют родительского очага. О своих скитаниях он предпочитал не распространяться, но от хорошей жизни в ландскнехты не вербуются.
Когда мы встретились, Ланзо уже успел дослужиться до капрала Сизых псов и все же полагал себя не на своем месте. Перекупить его не составило никакого труда.
— Идем! — позвал я подручного, зашагал по коридору и не удержался от замечания: — На воротах стоит не сторож, а педель.
— Да без разницы! — отмахнулся Ланзо и причмокнул губами. — Ах, какие тут цыпочки! Высший сорт!
Я никак на это замечание не отреагировал. Угорь мог сколько угодно строить из себя дамского угодника, но его истинной и единственной страстью было золото. Грех стяжательства не оставлял места иным порокам, и это было… хорошо.
Во дворе толпились освободившиеся после занятий школяры, мы пересекли его молча. Вышли за ворота, и мой подручный указал на одну из спускавшихся с холма улочек:
— Нам туда.
Городок уже окутали сумерки, поэтому Угорь не заметил выскользнувшей из-за угла тени, а я говорить о ней спутнику не стал. В этом не было ровным счетом никакой нужды: за нами приглядывал Хорхе.
Мы зашагали под горку, и я начал вводить Ланзо в курс дела, а тот задумчиво хмурился и озадаченно тер мясистый нос.
— Этот епископ — большая шишка? Придется постараться, да?
Я сообразил, к чему ведет подручный, и с ходу пресек его поползновения:
— Расценки стандартные! Если будет премия, не обижу, но можем вытянуть и пустышку. Это ясно?
Угорь тяжело вздохнул:
— С чего начнем?
— Обыщем комнату Ральфа. Далеко еще?
— Пришли.
Ланзо первым прошелся по переброшенному через помойную канаву мостку и толкнул дверь питейного заведения с незамысловатой вывеской в форме пивной кружки. Я последовал за ним и сразу уловил дрожание четок. И в самом деле — пришли.
Внутри оказалось людно и при этом на удивление спокойно и тихо. По какой-то непонятной причине школяров в кабаке не было, публика подобралась сплошь степенная, обрюзгшая и морщинистая. Если здесь и случится пьяный дебош, то много позже, когда от выпитого развяжутся языки и зачешутся кулаки.
— Хозяин, две кружки светлого! — прямо с порога гаркнул Ланзо и направился в дальний угол зала, где за столом в небольшой нише под лестницей расположилась карикатурного вида парочка: плечистый мордоворот и некто худощавый, прятавший рябое лицо под обвислыми полями шляпы. Ганс по прозвищу Типун и фрейлейн Герда, настоящего имени которой не знал никто из нас. Не знала, думаю, его и она сама.
Ганс со своим низким лбом, маленькими глазками и широким скуластым лицом производил впечатление недалекого малого, но на деле отличался изрядной наблюдательностью и для своего кряжистого сложения был противоестественно шустер. А еще он немало поднаторел в искусстве убийства себе подобных. Стригся Ганс неизменно под горшок, но если и походил из-за этого на монаха, то исключительно на одного из тех расстриг, что проповедуют на лесных дорогах о вреде мирских богатств запоздалым путникам.
Происходил Типун из семьи безземельных кметов, издавна батрачивших на соседей. Во время очередной междоусобицы его забрили в солдаты люди местного сеньора, а вкусив вольной жизни, возвращаться в родную деревеньку Ганс не пожелал и прибился к Сизым псам, где служил под командованием Угря. С ним и ушел на вольные хлеба, соблазненный звоном полновесных золотых. Моих золотых.
Громила подвинулся, освобождая место, и спросил:
— Только два пива? А мне?
— Тебе и заказал, — фыркнул Угорь. — Разве сеньор обер-фейерверкер снизойдет до такого пойла? Он вина себе возьмет!
Ганс повернулся ко мне. Я кивнул, и громила расслабился.
— Второй день штаны без дела просиживаем, — пожаловался он, хрустнул сбитыми костяшками. — Даже в морду никому ни разу не дал.
— Успеешь еще, — уверил его Угорь, вытер лоснящееся лицо и гаркнул во всю глотку: — Где там наше пиво?! Хозяин, ты уснул, что ли?
— Ты привлекаешь к нам внимание, — укорил я его.
— Я? — удивился Ланзо. — Да нас скорее запомнят, если мы как мыши сидеть будем!
Замотанная подавальщица притащила пару кружек, и тогда фрейлейн Герда, про которую я совсем позабыл, перегнулась через стол и спросила столь тихо, что едва удалось разобрать слова:
— А где Хорхе?
— Занят, — ответил я.
Фрейлейн Герда печально кивнула и опустилась обратно на скамью.
В нашем мире у сироты-подкидыша не так уж много путей в жизни, особенно у девочки с явственной толикой сарцианской крови. Но Герде повезло: обычно дети от смешанных связей отличались яркой внешностью, она же родилась серой мышкой, смуглой и чернявой, с унылыми черными глазами и неброским личиком. Сутенеры ею не заинтересовались.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!