Фактор внешности - Гленн О'Брайен

Добравшись до дома, я чувствовал легкие спазмы во всем теле из-за довольно существенного мышечного перенапряжения. У Зули была несколько вульгарная привычка щелкать пальцами для того, чтобы привлечь к себе внимание водителей или официантов, но теперь она по-хозяйски распространила сей жест и на меня. Некоторое время я терпел молча, но потом заметил: мол, если она хочет, чтобы я мыкался с ее чемоданами, то ей следует хотя бы не позволять мне скучать. Она поняла это по-своему и принялась читать мне вслух последний номер «Вэнити фэйр».

Но все же я был вознагражден за свои мучения. Закончив чтение, Зули сообщила, что у нее есть идея, как развлечь меня, и я могу признаться, это был мой самый незабываемый сексуальный опыт. Я охарактеризовал бы это состояние как непрекращающееся блаженство.

— Неужели ты никогда не пробовал экстази? — удивилась она. — Невозможно поверить, это же потрясающе!

Но я уже не был склонен вести с ней беседы о сексе, наркотиках и о том, что мне довелось испытать, а что — нет. Я чувствовал себя вымотанным до предела и от физической усталости, и от некоторого излишества в удовольствиях. В любом случае поделиться с ней впечатлениями об экстази я не мог, поскольку никогда не принимал его и не собирался. Я достаточно осведомлен о его разрушительном влиянии на нервную систему и способности вызывать хронические депрессии. На предложение Зули попробовать наркотик я ответил категорическим отказом.

— Но с ним можно заниматься любовью бесконечно! — возразила Зули.

Я почти не сомневался, что под экстази я не только не смогу заниматься любовью, но и потеряю вообще всякую способность наслаждаться физически и интеллектуально.

Однако спорить об этом с Зули бессмысленно. Когда она протянула мне таблетку, я взял ее и незаметно бросил в горлышко выпитой бутылки «Кристалла». Потом так же незаметно умудрился избавиться от бутылки, выбросив ее с террасы прямо в море и воображая себе, как таблетку съедят рыбы, которым суждено словить неземной кайф.

Улегшись в постель, я наблюдал сквозь раскрытое окно, как солнце медленно опускается за горизонт. Зули на некоторое время потеряла ко мне интерес — она занималась распаковыванием своего багажа. Я же мечтал о том, как мог бы написать серию картин в духе моей концепции нового искусства, частично сформировавшейся под влиянием работ Лоуренса Вейнера[23].

После получаса фантазий я, наконец, обратил внимание, что Зули разгуливает по комнате как по подиуму.

— Мне она нравится, — заявила Зули, кружась в вышитой цветами юбке, — правда, ужасно симпатично?

Огромная спальня походила на широкую дорогу, одним концом, через окно уходящую к морю, а другим упирающуюся в зеркальную стену. Зули шагала по ней, размахивая юбкой, поворачивалась и шла обратно, озаренная светом еще не погасшего солнца и окруженная сгущавшимися сумерками.

— Bay! — воскликнул я.

— Это Мюррей Мартини. Тебе нравится?

Я кивнул.

— Мне она идет, — продолжала Зули, гордясь тем, что стала объектом моего художественного созерцания.

Она направилась к зеркалу с таким видом, словно собиралась позировать на фотосессии, и остановилась, глядя в несуществующие объективы камер. Затем еще раз покружилась, пробежала наискосок через комнату к двери и исчезла.

Через пару минут она вышла в новом платье, облегающем фигуру плотно, точно повязки тело мумии.

— Господи, это так сексуально! Не могу поверить! — восхищалась она, произнося слова с ярко выраженным английским акцентом, усилившимся то ли от волнения, то ли под воздействием наркотика. — Секси, секси, секси, восхитительно! — пропела она, проплывая по комнате.

Стуча каблуками, Зули выскочила на террасу, продолжая там отбивать фламенко. Я все ждал, когда же она устанет и придет назад, но девушка, похоже, позабыла о моем существовании.

Зули находилась в экстазе. Весь вечер она провела, примеряя наряды, которые привезла с собой, и, разглядывая себя в зеркалах, требовала, чтобы я вслух выражал восхищение ее безупречной фигурой.

Когда Зули чувствовала, что действие наркотика ослабевает, она кидалась в ванную, чтобы принять еще немного. У меня ее увлечение экстази не вызывало ничего, кроме скептической иронии. Сексуальное удовольствие, усиленное с помощью таких средств, меня не соблазняло. Да и мне не столько нужен секс, сколько обычный здоровый сон в одиночестве. И я мечтал, чтобы она, наконец, пресытилась своим приступом нарциссизма и оставила меня в покое.

В какой-то момент я сам не заметил, как уснул. Когда пробудился, Зули лежала со мной на постели в роскошном платье и туфлях на шпильках.

Я не стремился стать более заметной фигурой на шумных вечеринках. Хватало того, что Зули всегда была на них в центре внимания, персоной номер один. Порой даже создавалось впечатление, что она единственная женщина на этих торжественных приемах, прочие как-то меркли в ее присутствии. Вечеринка начиналась с ее появлением и заканчивалась, когда она ее покидала.

Иногда я проводил с ней по несколько часов в ванной комнате. Мы оба были заняты: Зули накачивалась наркотиками, а я брился. Она сидела на унитазе, не стесняясь моего присутствия. Зули вообще мало что могло смутить.

— Тебе нужна зубная паста? — спросил я у нее однажды, заметив, что она копается в моих вещах.

— Нет, — проворчала Зули, спросонья она всегда была раздражительной и агрессивной.

— Может, тебе принести мою бритву?

— Пошла она к черту! — Зули, не обращая на меня внимания, продолжала что-то искать.

— Прости, но можно узнать, зачем ты роешься в моей сумке?

— Кокаин! Где мой кокаин, мать твою! — злилась она все сильнее. Наконец нашла его и вздохнула с облегчением: — Слава Богу! Он тут!

Я стоял как громом пораженный. Оказывается, я не только ее носильщик, но еще и личный наркокурьер. Я возил в сумке ее долбаные наркотики через таможню!

— Ты соображаешь, что делаешь? — не выдержал я.

— О, прости! — небрежно ответила она. — Хочешь подзарядиться?

— Как ты посмела сунуть мне в сумку наркотик?!

— Ну, пожалуйста, не злись, — захныкала Зули. — Посмотри на себя, у тебя такой невинный вид! Ни один охранник не станет тебя досматривать! Ты же выглядишь как пай-мальчик! А я супермодель! Им лишь бы лапать меня при проверках. Что мне еще было делать?

— Как я могу выглядеть невинно, если еду с тобой? — возразил я.

— Ну, хватит! Когда ты со мной, тебя никто не замечает!

— Таможенники замечают всех!

— Ну и что? Ничего ведь не случилось!

Она выровняла тонкую длинную дорожку порошка на журнальном столике своей платиновой кредиткой.