Звездная королева - Рошани Чокши

– Все произошло быстро. – Он отвел глаза.

Я знала, что он лжет, но давить не стала. Впервые на моей памяти лицо раджи не искажали тревожные складки и морщины. Он был спокоен, несмотря на эту стеклянную темницу. И он улыбнулся с нескрываемым облегчением и даже радостью, словно и впрямь был рад снова меня увидеть.

Отец прокашлялся:

– Мое новое жилище не так велико, как дворец, но получше, чем у многих. Грех эгоизма требует покаяния и самоанализа, а не труда.

Я оцепенело кивнула.

– Прекрасно выглядишь, – продолжил отец, склонив голову набок. – Я рад, что ты сбежала до того, как на нас напали.

Глаза его блестели непролитыми слезами, и я мечтала, чтобы нас не разделяло стекло. Хотела прижаться лбом к его доспехам, сказать, что простила его. Но раджа понял все без слов, ибо с грустной улыбкой покачал головой.

– Мы проиграли войну? – не удержалась я.

Он помолчал.

– Бхарата победила. Только я проиграл. Я привел людей к смерти. Позволил огню поглотить дворцовые залы. Но Бхарата выжила.

Отец прислонился к прозрачной стене и потер виски. Со дня моей свадьбы волосы его заметно поседели. Как так вышло? Неужели и время меня обмануло? Вдруг сердце сжалось от еще одной мучительной мысли. В Акаране не было зеркал, что отражали бы смотрящего, – только порталы. Зато сейчас у ног моих сверкала лужа. Не больше ладони воды, но я себя узнала. Вероятно, чуть красивее, чуть величественнее, чем прежде. Но по-прежнему семнадцатилетнюю.

– Как долго длилась война? – хрипло спросила я.

Раджа моргнул и медленно ответил:

– Все началось десять лет назад. Ты наверняка видела своих земляков в этих коридорах.

Голова закружилась. Уже десять лет как я покинула Бхарату? Убеждая меня дождаться новолуния, Амар говорил о днях, а не о годах! По венам хлынула ярость. Как же я его ненавидела.

Смогла бы я спасти бхаратцев, если б встретила здесь? Я подняла глаза и наткнулась на изучающий взгляд раджи.

– Я никого не видела, – промолвила тихо.

Он помолчал немного.

– Сначала я принял тебя за твою мать, что пришла освободить меня из моего личного ада. Словно ангел. Ты похожа на нее, хотя все так же юна, как в моих воспоминаниях.

Я уставилась на свои покрытые пеплом ноги, на волосы, заплетенные в косу, и подумала о мертвых бхаратцах, шагающих мимо моей спальни, пока я сплю. Подумала о Викраме, рыдающем по своей мертвой матери, пока я целовала Дхармараджу в зимнем зале. Какой из меня ангел.

– Кто правит вместо тебя?

– Ювараджа [25], Сканда.

Отец задумчиво теребил бороду. Смерть не избавила его от некоторых привычек – я почти улыбнулась, увидев знакомый жест.

– Надеюсь, он помнит все мои наставления. Порой я ожидаю увидеть его через клетку. И не знаю, будет ли он все таким же молодым или уже стариком, потому что я здесь, а время не стоит на месте. – Он опустил глаза в пол. – Не жалей меня, дочь. Все в итоге попадают сюда. Просто иные задерживаются подольше.

Мы смотрели друга на друга сквозь стекло. Я чувствовала изучающий взгляд отца, будто он пытался сопоставить последние воспоминания обо мне с тем, что видел сейчас перед собой.

– Супружество свяжет ее со смертью, – повторил он строчку из моего гороскопа и хохотнул. – Теперь понятно.

Раджа отступил подальше и, сверкнув глазами, низко поклонился.

Так… неправильно. Щеки мои обожгло огнем.

– Нет, прошу, не надо!

Я прижала ладони к стеклу, всей душой желая убрать эту преграду, и она становилась все тоньше и тоньше, пока совсем не исчезла. Когда я шагнула в клетку, все еще согбенный раджа поднял удивленный взгляд. Я обняла его за плечи, не позволяя себе вздрогнуть, когда пальцы скользнули по крови на отцовских доспехах.

– Не нужно кланяться, отец.

Он улыбнулся:

– Твое прощение облегчит мой ад.

Меня поразила непринужденность, легкость нашего общения, не скованного придворными позами. Все получалось так естественно… Возможно, в другой жизни мы были близки.

– Я не знаю, как ты стала принцессой Бхараты, – сказал раджа. – Кто разберет, как из одной жизни мы переходим в другую. Я и этих воспоминаний не сохраню, что, верно, только к лучшему.

В горле встал ком. «Я и этих воспоминаний не сохраню». Древо за дверью с цепями… хранило так много воспоминаний. И все они, я не сомневалась, принадлежали мне. В голове ярким пламенем вспыхнул образ Нритти. Я не знала ее в этой жизни, но, возможно, знала в прежней.

Раджа, должно быть, что-то прочел на моем лице, поскольку отступил.

– Тебе здесь не место, дочь. Ступай. Будь тем, кем должна. Не трать жизнь попусту, оплакивая мертвых.

Я резко кивнула. В горле пересохло от сотен невысказанных слов.

– Я не забуду тебя, отец.

Он улыбнулся:

– Я буду рад. Память – самое чудесное наследие, какое только можно оставить.

* * *

Я вновь стояла перед деревом с воспоминаниями. Ступни мои все еще покрывал пепел южного крыла. Серые хлопья липли к лодыжкам. Всякий раз, моргая, я видела перед собой ряды стеклянных клеток, бесконечные, как морской простор.

В голове эхом отдавались слова раджи. В смерти он обрел то, чего не нашел в жизни, – покой. И все равно мои руки сжимались в кулаки. Единственная дверь, а не тысячи лиг, отделяла меня от отца. И Амар знал об этом все время. Он собирал души моих земляков, вел их к новой жизни и ни разу даже не намекнул о том, что творится за пределами моей спальни.

На дальней стене сверкало обсидиановое зеркало, по-прежнему отражая пустое черное пространство, но теперь еще и излучая… тепло. Словно оно пробудилось.

Отвернувшись от него, я обошла дерево по кругу, уцепилась за ствол и полезла вверх, все выше и выше, в сплетение неуклюжих ветвей, игнорируя их попытки ухватить меня за волосы и одежду. Наконец добравшись до середины, я отдышалась и потянулась к одной из свечей. Она задрожала в моей ладони, свет пролился на пальцы, перед глазами развернулась картина…

Я видела, как Амар склонился над озером перерождения, до побелевших костяшек вцепившись пальцами в каменный борт. Что-то еще было в его руке… аметистовая корона. Я не знала, что показали ему воды, но лицо его исказилось от боли. И ярости. В пламени другой свечи Амар баюкал ветку дерева с единственным огоньком – зеленым, как ревность. Я ничего не понимала? Чем он занимался? Я потянулась к последней свече, и что-то в моей груди надломилось…

Открыв глаза, я очутилась в Бхарате.

Справа привычно вилась лоницера да шелестела листьями рощица деревьев. Слева высилась заросшая жасмином статуя, под которой я когда-то спрятала башмаки матушки Дхины. Улыбка моя дрогнула.