Хитрец. Игра на Короля - Дана Юмашева

Чьерцем спустился на перрон последним. Но едва только все части его бренного тела оказались вне поезда, он напрочь забыл о существовании восьми человек, прибывших вместе с ним в Лоэннлиас-Гийяр. Вместо того, чтобы подойти к нам, Васбегард принялся крутиться, оглядываться и чуть ли не подпрыгивать, выискивая кого-то глазами в толпе.

– Нас встречают? – вкрадчивым голосом спросила Унемша Гатадрис; она еще не смекнула, как правильно вести себя в периоды выходок мага.

Словесный ответ на ее вопрос оказался бы излишним, потому что в эту же секунду из-за спин прохожих на Чьерцема, придерживая модную шляпку, выбежала женщина. Густые черные волосы ее были собраны в прическу, но уже успели растрепаться; в темно-карих, темнее, чем у Васбегарда, глазах блеснули слезы. Одна из них покатилась по смуглой щеке – вдоль красивого длинного носа к краю тонких губ. Незнакомка, очевидно, происходила из народа Песчаных Странников, но была облачена в имперское платье. Поравнявшись в Васбегардом, она с визгом бросилась в его объятия, и маг, хохоча, приподнял ее над землей.

– Позвольте представить вам одну прекрасную даму, – сказал чародей, когда знакомая его вновь ступила на землю. – Аниса[37] Джасинеджа бинт Балькис Саджайки, мой личный врач. Она будет также лечить все, что заболеет или примется истекать кровью во время нашего пребывания в Лоэннлиас-Гийяре. Некоторым из нас, подозреваю, уже нужно медицинское наблюдение.

Несмотря на водевильную сцену, с которой началось наше знакомство с Джасин, женщина эта оказалась приятной и донельзя разговорчивой. Уже к вечеру того же дня каждый из нас выслушал рассказ о ее родном славном государстве Хуран, что родилось много столетий назад в Великой Пустыне Аль-Мансур, и о его вечном соперничестве с халифатом Ат-Гунр, который разросся до самого пролива Мириад и взял его под собственный контроль.

Но сначала мансурская женщина одарила всех приветливой улыбкой и, отстранившись от Чьерцема, заботливо взяла Унемшу за руку. Доктор не ошиблась: девочка страдала сильнее всех – от вырванной из ее организма магии у нее начались сильные боли.

Покончив со знакомством, мы погрузили багаж в повозки и отправились в сторону Фье-де-ля-Майери.

За окнами наших экипажей раскинулся древний, возведенный более двух с половиной тысяч лет назад город. В Империи верили, что именно на этом месте, что называлось прежде Акаэтаал-Авалькур, величайший мансурский чародей М'хаарт передал свои бесценные знания одельтерскому Архимагу. Тот дал городу новое имя, Лоэннлиас-Гийяр, что переводится со староодельтерского как «обретение тайны», и заложил там первую библиотеку магических трактатов. С тех пор город неимоверно разросся, а Фье-де-ля-Майери стал главным магическим университетом Империи.

Первой силой, на которой зиждилось существование чародейской альма-матер, был покой. Фье-де-ля-Майери не был замешан в громких историях и не закрывался. В умиротворении проходили годы, безмятежно закатывались столетия, и университет размеренно старел. Недоступно взору ветшали Главные здания, учебные корпуса, лаборатории, Архив.

И тогда в свои права вступала магия. Она поддерживала тысячи реберных сводов, старых настолько, что не было им ровесников среди ныне растущих близ университета древ, видевших, кажется, еще Первое Предательство. Колдовство искрилось в воде, лечило учеников и чародеев, попадало в легкие с глубоким вздохом – и даже разукрашивало солнечные лучи. Более того, окутанным чарами стенам можно было не бояться ни пожара, ни сырости. Таким же образом было защищено от разрушения самое ценное, чем располагал магический университет, – книги и свитки с заключенным в них знанием.

Чары хранили старинные кварталы самого Лоэннлиас-Гийяра. Они делали фрески на зданиях ярче, а снег – белее. Колдовство напитало здесь даже почву, и каждое лето та давала жизнь причудливым растениям, не встречавшимся более нигде в мире. Единственной религией этого города стало колдовство, и Церковь, устав бороться с жителями, видевшими больше чудес от магов, чем от Всеведущих, закрыла на это глаза.

Избираемые во Фье-де-ля-Майери Архимаги занимали пост мэра города и получали титул маркиза. Говорили, что нынешнему чародейскому понтифику было уже двести семьдесят лет. Правда, никто из жителей не знал наверняка. Ведь с вступлением на должность Первого мага человек официально терял свое имя и отрекался от всего, кроме колдовства. Взамен он принимал на себя взамен грехи предыдущего Первого чародея – и всех, кто был до него.

Надо ли говорить, что, устраивая встречу Ядовитым чародеям в святая святых одельтерской магии, теперешний Архимаг ставил под удар даже сам факт существования своей должности?

Но встреча была назначена и обещала состояться через два часа.

* * *

Чьерцем привел нас всех в небольшую залу, уставленную книжными полками, – похоже, то было рабочее место Архимага. Просторность и лаконичность помещения скрашивалась отсутствием колдовских артефактов: тех старинных зачарованных копий и жезлов, которые маги так любили вешать на стены; волшебных безделушек вроде камней или зеркал; склянок с неизвестными жидкостями. В кабинете царила прохлада, и уютный яркий свет струился сквозь прозрачные стекла больших незанавешенных окон.

Все девять человек, прибывших сегодня утром из Этидо, с волнением ожидали прихода самого властительного чародея Империи. Меня как представителя Ядовитых людей также обязали прийти на аудиенцию. «Скрытничать с Архимагом бесполезно, – заявил Чьерцем. – Уж лучше сказать все как есть, чем вызвать недоверие».

Мы уже давно расстались с мыслью о том, что будем встречены в парадной зале личных покоев. Но нас все еще не покидала уверенность в том, что к нам спустится старец в свободных одеждах. Какая наивность! Но через десять минут и эти наши ожидания были истерты в прах, ибо в кабинет, стуча каблучками, вошла высокая, ростом с Чьерцема, женщина.

На лице ее не было ни следа косметики, однако искусственных красок здесь и не требовалась. Помада и пудра подходят более земным женщинам, а эта… Эта походила на святую! Весь ее облик пронизывало непередаваемое благородство. Оно читалось в бледной коже, тонких прямых бровях, вздернутом подбородке, светлых, точно восковых, губах. Высокие наливные скулы очерчивали продолговатые носогубные складки, уходившие в маленькие прелестные ямочки на щеках. Античный закругленный нос, несмотря на кончик, что был в полтора раза шире основания, выглядел изящно. Один глаз у нее был зеленый, а другой – оранжевый; и цепкий взгляд их даже при возрастной припухлости век оставался открытым. Длинные пепельнографитовые волосы были подобраны с висков и спущены на спину тяжелыми витыми прядями. Серо-зеленое платье из грубой материи, богатое, но простое, сидело прекрасно. Чародейка выглядела статной и ухоженной, держалась уверенно, но не заносчиво, и, судя по ее виду, именно ей и принадлежал этот кабинет.

«Архимаг – женщина? В Одельтере?» – прокатилось в мыслях у всех, чьи глаза еще вчера были оранжевыми.