Хитрец. Игра на Короля - Дана Юмашева

Пару минут назад, когда его мозг частично восстановил способность думать, Скольра договорился с собой: отныне он – прошлое, как и все его луввенские соратники и единомышленники. Какое-то великое недоразумение – то, что он не ушел вместе с ними.

По ногам бежал, играясь, сквозняк – все, что осталось от пронизывающего ледяного ветра, пробивавшегося сквозь худые стены. Холод забирался под разорванную и запачканную одежду; ведь никто из присутствующих не потрудился накинуть на Скольру даже крошечный отрез теплой ткани. В чем-то они были правы: ему уже незачем поддерживать жизнь в своем измученном теле. Но дрожь доставляла неудобства, троекратно усиливая боли. Чтобы хоть ненадолго отвлечься от страданий, Эйкере попробовал разомкнуть веки. И ему это удалось; правда, усилию поддался только один глаз.

Постепенно зрение нарисовало ему на другом конце комнаты нескольких человек – холеных, тепло одетых и спокойных.

Высокий и худой месье, весь вид которого выдавал в нем аристократа и чей однобортный сюртук-визитка выглядел дороже одежды всех присутствующих, вместе взятых, первым заприметил взгляд Скольры. Заметно оживившись, он заговорил тем самым приятным голосом, что, придя в сознание, освобожденец услышал первым:

– Замечательно, он очнулся! Можете начинать.

Эйкере вспомнил, хоть и с трудом, как однажды, будто бы в прошлой жизни, уже сталкивался с этим человеком. Это был Советник Тайных дел Его Императорского Величества Ройем Исангар.

Граф между тем кивнул женщине, сидевшей чуть поодаль за небольшим столом. Та поднялась, выпрямившись во весь невеликий рост, и подошла к освобожденцу.

В этот момент чьи-то руки подхватили Скольру (ощущения у освобожденца были такие, будто его недавно сняли с дыбы) и опустили на стул. Эйкере привязали к деревянной спинке – лишь для того, чтобы он мог держать свой корпус прямо.

– Месье Скольра, вы можете меня слышать? – спросила женщина, окинув преступника оценивающим взглядом.

Эйкере воззрился на незнакомку: та носила форменную, отдаленно напоминавшую полицейскую, одежду. Покрой был такой же, но грубая серая ткань лишала мундир даже намеков на изящество, а вместо погон на плечах сидели непонятные знаки на треугольной подкладке. К странному облачению прилагалось довольно миловидное лицо, по которому невозможно было определить возраст.

– Вы можете меня слышать, месье Скольра? – повторила женщина, добавив в интонацию командирских ноток.

Эйкере еле заметно кивнул: каждое движение давалось ему слишком большими усилиями. Но служащую Тайной полиции удовлетворило и это.

– Вы в состоянии говорить? – продолжила она.

Скольра долго хрипел и силился выдавить из себя хоть один звук, прежде чем его старания вылились в короткое слово:

– Да.

– Мы хотим задать вам несколько вопросов. Ваш гражданский долг – предоставить честные ответы. У вас есть время, чтобы собраться с мыслями, но в случае отказа говорить мною будут применены специальные меры. Если вы не будете противиться разговору, вы значительно облегчите себе жизнь.

Скольра выразил свое согласие послушным кивком. Белых пятен для него не осталось: служащая Корпуса являлась пыточных дел мастером и, судя по отсутствию каких-либо предметов в ее руках, палачом высшего класса. Она будет использовать пытки нематериального толка, незримо воздействующие на мозг, – такие, как говорил кто-то из павших товарищей, считаются весьма гуманными. Но с чего вдруг взялось такое милосердие?

– Ваша организация располагала магическими силами?

Лицо Скольры, существовавшее в ту минуту отдельно от тела, изобразило нечто, похожее на искореженную усмешку. Женщина терпеливо и крайне, даже раздражающе вежливо повторила вопрос и справилась о том, понятен ли он Скольре. Вместо ответа партиец подумал вдруг, что служивые женщины, должно быть, самые пленительные.

– Месье Скольра, вы собираетесь отвечать на вопрос?

Эйкере было решительно без разницы, что так интересовало женщину. Потому что его воображение уже рисовало неприличные картины, главными героями которых были он, здоровый и живой, и эта женщина, раскрасневшаяся, горячая и обнаженная. Это помогло ему забыться.

«Молчаливый герой-ублюдок», – подумала в ту же секунду пыточных дел мастер. По единственному открытому глазу Скольры, ставшему вмиг осоловелым, она догадалась о неладном. Женщина оглянулась, и граф Исангар, поймав ее взгляд, ответил повелительным жестом. Палач протянула правую руку вперед и собрала пальцы в некрепкий кулак.

Растаяли массивные бордовые балдахины, с глаз женщины упал шелковый платок, утекло, превратившись в красные потоки, розовое масло, лившееся из ее мягких рук на живот Эйкере… Партиец услышал в своей голове громкий писк. Звук этот сопровождался таким ужасающим ощущением, будто в ухо поместили острую спицу, которая ежемоментно увеличивала давление на барабанную перепонку. Еще немного, и спица проткнет ее.

– Располагала ли партия магическими силами? Были ли в ваших рядах элементалисты?

Молчание Эйкере вынудило женщину сжать кулак сильнее; на ее запястье выступила вена. Отвратительный писк в голове Скольры вмиг возрос в несколько раз, он стал раздирающим, ревущим и при этом продолжал усиливаться ежесекундно.

Жалкое, измученное тело начали сотрясать конвульсии. Партиец извивался, истерически открывал рот, кривился, но молчал. Женщина принялась медленно, будто она боролась с невидимым усилием, подтягивать сжатый кулак к себе.

И тогда Скольра закричал – протяжно, исступленно, с надрывом.

– Ослабь хватку, дорогая, – уветливо распорядился из своего отдаленного пристанища Исангар.

Палач разжала кулак, и голова Эйкере безвольно опустилась на шею: он уже успел лишиться чувств. По приказу Советника Тайных дел солдаты вылили на Скольру ведро холодной воды. Ему дали прийти в себя, позволив даже откашляться, но затем пытали еще десять минут, задавая один-единственный вопрос, ответа на который так и не последовало.

Пятнадцати минут подобной пытки не мог выдержать ни один здоровый человек, а израненный и подавно. Когда из правого уха Скольры потекла тонкая струйка крови, Ройем Исангар приказал остановить истязания.

– Он не знает, – громко выдал знакомый Эйкере голос; судя по тембру, он принадлежал тому человеку, который избил его сегодняшним вечером до полусмерти.

Советник сорвался со своего места и в три шага оказался подле Скольры.

– Тебе ведь неизвестно о принимаемых руководством решениях? Ты там только советник? Верно?

В ответ Скольра лишь беззвучно открыл рот, и по движению его губ можно было прочитать кроткое слово «да».

– Твое имя! – взревел Советник. – Говори, собака! Говори!

Партиец выпучил от боли свой единственный открытый глаз, ибо Исангар принялся трясти его за плечи, и это приносило Скольре поистине адские терзания.