Хитрец. Игра на Короля - Дана Юмашева

Организаторы собрания, остававшиеся в центре залы и уже наглухо отрезанные от путей отступления, переглянулись и расчехлили оружие. Пока полицейские прореживали толпу, у них было немного времени, чтобы занять выгодную позицию.

Бойцы Швеха стреляли в собравшихся без разбора. Стреляли в безоружных, ведь масса эта была лишь препятствием к заветной сердцевине. Стреляли в редких допущенных к собранию женщин. Кто-то падал ниц и взывал к милости, – но и их решетили пулями. Не зная ни пощады, ни жалости.

Уже через три-пять минут в живых осталась лишь верхушка освобожденцев, – и те оказывали яростное сопротивление. Со второго этажа к ним присоединилась пара человек со штуцерами. Однако этой выжившей, исступленной части было слишком много для того, чтобы десяток бойцов Швеха могли беспрепятственно с ними справиться.

У обеих группировок уже исходили патроны; стороны смешались в рукопашном бою. Зала заполнилась новыми звуками: тяжелые рукоятки пистолетов ударяли по черепам, кулаки дубасили по лицам. Кто-то падал навзничь, и их били ногами. Очередной оппонент Гостейна держал в руках кочергу и пытался проткнуть ему шею, но допустил фатальную ошибку, вследствие чего был вспорот сам. Другого Швех поймал у подсвечника и тут же насадил на острые пруты. Освобожденец тут же обмяк и стал напоминать тряпичную куклу с некрепко пришитыми к тельцу ручками и ножками.

Кто-то из бойцов Горячей Головы взобрался по лестнице наверх и всадил нож в перезаряжавшего штуцер партийца, – но был настигнут вторым стрелком. Гостейн видел, как закатываются глаза бойца, и узнал в нем Гран-Пьера. Видел он также, как стрелок победно толкает убитого через перила и тело полицейского стремительно и безвольно падает на пол.

Засмотревшись, Горячая Голова получил ранение – и взревел. Послышался звук битого стекла – сигнал, призывающий агентов Гаспара Пеллетье вступить в бой. И тотчас же в дом ворвался второй десяток полицейских; правда, теперь через парадную дверь, открытую для них агентами Ташерона. Ступая по свежим трупам, в бой ринулась новая партия бойцов.

– Стрелять по ногам! Этих надо оставить в живых! – крикнул им, зажимая раскроенное предплечье, Швех.

Горячая Голова был недоволен тем, что пришлось звать поддержку: он надеялся покосить освобожденцев сам. Но теперь он и его солдаты были в безопасности, и Швех мог сосредоточиться на том, кого должен был повязать лично.

Гостейн знал свою цель в лицо. «Их главный – пройдошливый хлыщ с лицом наивного ребенка, с большими ушами и глазами. Высок и темен. В таком сразу угадаешь цесситскую кровь! А фамилия у него соберданская – Скольра. Он некрасив и ряб: кожа вся в шрамах от оспин, покрыта буграми и угрями. Дышит тяжело и сипло, будто в легких у него зараза», – говорила ему Альборика, та самая сиделка старого священника, что рассказала о собрании полицейским.

Сейчас, заметив среди боя Скольру, Горячая Голова не видел уже ничего больше; он стал приближаться к цели, пока не поравнялся с ней. Сейчас Скольра боролся с агентом Гаспара Пеллетье, и Гостейн, в два счета выбив из рук партийца нож, отпихнул полицейского и накинулся на жертву сам.

Но Эйкере Скольра был хитер: он удачно вынырнул из-под руки Швеха и вдобавок угостил Горячую Голову прямым ударом в челюсть.

Гостейн, однако, почувствовал нечто невнятное, неспособное причинить ему сколько-нибудь внушительный урон. «И они выставляют против меня это?» – успел подумать Швех, прежде чем показал Скольре, как на самом деле надо наносить удары. Кулак его приземлился на ребра партийца. Тот тяжело выдохнул, и Гостейн повторил свои упражнения, угостив освобожденца в живот.

И как бы ни пытался Эйкере одолеть Швеха, исход боя был известен еще до его начала. Скольра не мог его изменить, даже если бы принял перед боем горсть стимулирующих таблеток и попросил благословения у всех известных ему богов. Ведь часто в драке побеждает не самый сильный, опытный и наученный, а самый наглый и изворотливый. Гостейн был и первым, и вторым. А Скольра пропускал удары, и каждая ошибка влекла за собой две-три новых.

Поэтому Эйкере слабел.

Железный кулак Швеха рассек воздух и прочертил ровную линию прямо к глазу Скольры – и тот мгновенно перестал им видеть. Боль обернулась новым условием жизни партийца, но он не переставал обороняться. Эйкере был худ и тщедушен, словно старый помойный пес, но какая-то неведомая внутренняя уверенность не покидала его душу. Когда Швех, забавляясь с противником, выпустил его из рук, освобожденец, отступив, схватил со стола первое, что попалось под руку, – щипцы для свеч, и с ревом бросился на противника. Гостейн даже в напряженном поединке смог ухмыльнуться и, перехватив бегущего к нему партийца, кинул его спиной на стену.

Гостейн придавил шею Скольры предплечьем; металлические щипцы, выскользнув из рук соперника, звонко ударились о голый деревянный пол. Когда после титанического удара в бок ноги Эйкере подкосились, Гостейну удалось повалить его на землю.

И тут, не давая себе передышки, Швех наклонился, чтобы полностью изувечить освобожденца. Отыграться напоследок.

– Паршивый революционный сукин сын!

Удар, второй, третий… Сильные и яростные, они обрушились на Скольру нескончаемым градом, и каждый приносил такую сильную боль, что уже через минуту она стала нестерпимой. Эйкере не хватало сил даже дышать. Гостейн бил с замахом, хорошо поставленной рукой. Скоро лицо освобожденца уже представляло собой жалкое, бесформенное месиво.

Удар, второй, третий… Так людей не арестовывают, но ведь Швех здесь никому не подчинялся.

Удар, второй, третий…

– Остановись! – раздался, будто сверкнула молния, женский крик; Эйкере услышал его приглушенно, как из-за кирпичной стены. – Ты же убьешь его!

Звуки стали затихать. Теряя сознание, Скольра почувствовал, как с него с трудом стаскивают тяжелую тушу. Оставшиеся в живых террористы страшно, не по-человечески кричали; кто-то сбивчивыми фразами просил о последней милости. Дни луввенской штаб-квартиры «Освобождения» были сочтены. Оставит ли тайная полиция эту усадьбу или спалит дотла – в назидание другим? Или, может, уничтожит ее припасенным в самом доме динамитом?

Насыщенные черные чернила поставили две небольшие черты внутри обведенной в кружок гостиной. Вторая легла на первую, и вместе они образовали крест. Ройем Исангар записал на карте что-то еще, а затем промокнул перо и отложил его в сторону.

* * *

– Среди моих погибших… Гран-Пьер и Сокаль… – заявил торопливый бас, и лишь короткие обрывки его фраз долетали до чудом уцелевшего уха, – … не выживет…

– … очень жаль… были… – невнятно отвечал ему второй мужской голос.

– …надобно ли? – еле слышные шаги принесли с собой еще несколько слов.

Когда Эйкере Скольра смог отличать происходящее на самом деле от смутных образов забытья, он стал прислушиваться ко всему, что творилось вокруг. Уже скоро он понял, что в помещении, где его держали, были трое о чем-то разговаривающих людей. Один из них в нетерпении шагал туда-сюда, еще несколько появлялись и почти сразу исчезали.