Нам, живущим. Реквием - Роберт Хайнлайн

Разговоры продолжились как с участием других людей, так и без оного. Гедрик частично передал дело Перри Ольге, крепкой и на вид простоватой блондинке, которая, казалось, была не на своем месте в штате психиатрического заведения. Ее грудь и бедра были самой природой предназначены для рождения детей, и она смотрела спокойным взглядом опытной матери. Но Диана заверила его, что Ольга не единожды ассистировала ее матери, выполняя сложные операции на головном мозге.

Ольга направляла Перри в более тщательном изучении современного мира, чем то, которое он прошел с помощью Дианы. Помимо технических и научных работ, Ольга отобрала для него множество литературных и драматических произведений и настаивала, чтобы он читал или смотрел их. Две женщины поладили, словно старинные подруги. Часто Ольга появлялась с книгой или записью для прослушивания, которую Перри следовало усвоить, а затем дамы отправлялись на продолжительную прогулку по холмам. Во время многочисленных отъездов Дианы Ольга часто обедала и ужинала вместе с Перри и проводила с ним вечера.

Ольга требовала, чтобы Перри много писал, – ее задания он шутливо называл домашней работой или своими экзаменами. Он получил целую серию упражнений, в которых ему предлагалось давать определения словам. В первых заданиях слова, которым требовалось дать определения, были сравнительно простыми: прогулка, дорога, яблоко, кошка. Перри начал выполнять упражнения, полный беспечной решимости доказать, что у него нет глюков. Однако задания вернулись к нему с указаниями на несоответствия и путаницу в определениях – и с просьбой формулировать определения более точно. Пристыженный, он потратил уйму времени, стараясь как можно точнее выразить словами, что он имел в виду. Со второй попытки он получил в ответ поздравления за тщательность определений, однако был еще и комментарий к определению слова «лошадь»: «Включает ли это определение лошадиные зубы, лошадиные силы, ставку на скачках, дареного коня? Пожалуйста, пересмотрите остальные ваши определения с учетом этого комментария». Перри мрачно засел за правку определений, которые считал невероятно точными. Он изобрел уловку – фразу, которую добавлял ко всем определениям: «…и многие другие значения, зависящие от контекста, личностей говорящего и слушающих или принятых идиом данного исторического периода». И наконец он сделал заявление, что слово определено адекватно, когда используется таким образом, что слушатель и говорящий понимают его одинаково. Он отослал работу в надежде, что вопрос улажен. На следующий день его отрезвили заданием определить следующее: «человеческая природа», «патриотизм», «справедливость», «любовь», «честь», «долг», «пространство», «материя», «религия», «Бог», «время», «общество», «правильный», «неправильный». Через три дня бесплодных попыток сделать что-нибудь с этими словами он отослал такое сообщение: «Насколько я могу судить, у этих слов нет каких-либо значений, поскольку я не способен придумать способ определить их таким образом, чтобы для говорящего они означали то же самое, что для слушателя». На это пришел загадочный ответ: «Оставь проблему, но не покидай ее. Можно ли спроектировать турбину без знаний о дифференциальном исчислении и энтропии?» Затем его попросили дать определения механики псевдогравитации для закона тяготения, основанного на обратных кубах вместо обратных квадратов. Его захватила красота логических выводов этой задачи, и он написал целую монографию по баллистике для такой среды. Затем его спросили, сможет ли он спроектировать прицел для орудия, стреляющего в описанных условиях. Эта просьба показалась ему идиотской, и он потребовал объяснений у Ольги:

– Ольга, что это за канитель? Какая для меня польза в проектировании бесполезного орудия?

Ольга одарила его долгой улыбкой:

– Я хотела бы пояснить тебе смысл, но не могу. Понимай ты смысл, в этой канители не было бы нужды. Но ты должен сам открыть его. Мы пытаемся помочь тебе открыть значения слов, которые ты не смог определить.

– Ох, попадись мне тот парень, что придумал эту шуточку!

Она взяла его руку и положила на свое плечо.

– Это была ты? Ольга, я считал тебя своим товарищем.

– Я твой товарищ, Перри, но часть моей работы в том, чтобы твое лечение было связано с предметами, которые ты понимаешь, и в оценке этого воздействия. Впрочем, я думаю, что мы можем пропустить один шаг на данном этапе. Очевидно, тебе совсем не хочется проектировать этот прицел. Но ведь ты смог бы его спроектировать?

– Безусловно. Пустяковое дело. Понимаешь… – И Перри пустился в пространные объяснения, связанные с артиллерией и баллистикой, широкими взмахами рук описывая, что случилось бы со снарядом, которому не повезло оказаться в ограничениях кубического торможения. – И все это, разумеется, в вакууме. Без эмпирических данных не стоит пытаться предсказывать поведение снаряда в газовой среде, существующей в этом же поле.

– Достаточно, Перри. Я не поняла и трети того, что ты сказал, но уверена, что ты мог бы спроектировать этот прицел. Допустим, мы такое орудие установим прямо вот тут. Ты сможешь попасть в парусник на той стороне озера?

– Конечно же нет.

– И почему нет?

– Ну как же, математические формулы, использованные при проектировании этого орудия, неприменимы к условиям, в которых оно стреляет. Чем более тщательно ты будешь прицеливаться, тем больше вероятность, что ты промахнешься.

– Это тебя наводит на какие-нибудь мысли, Перри?

– Навскидку нет.

– Ты помнишь слова, которым не дал определения. Разве не вещами, так названными, человек руководствуется в жизни?.. Честь, любовь, истина, справедливость, долг и так далее?

На его лице появилась тень зарождающегося понимания.

– Да-да, думаю, что так.

– Разве эти вещи не оказывают на человека такое же мощное влияние, как голод или сексуальные порывы?

– Да, это действительно так. Даже более мощное.

– Тогда они не могут не иметь смысла. Но как и с этим прицелом: если приписываемое этим словам значение не соотносится с миром, в котором ты действуешь, ты не сможешь использовать их в качестве руководства, чтобы попасть туда, куда тебе требуется. И все же без этого руководства сам человек становится столь же бессмысленным, как орудие, которое невозможно нацелить.

– Звучит очень убедительно, однако человек – не снаряд в стволе орудия, а истина и честь – не прицелы.

– Все верно. Давай здесь избавимся от этой аналогии, а то она доведет нас до абсурда. Тем не менее, я думаю, ты понимаешь, что сказанное мной верно, независимо от аналогии. Побуждают человека действовать очень сложные мотиваторы, обозначенные как долг, любовь, грех и так далее. Тебя самого они побуждают действовать, и при этом ты не способен определить, что имеешь в виду, пользуясь этими словами. Ты принял соответствующие понятия более-менее бессознательно и так мало знаешь о них, что не сможешь предсказать, приведут они тебя к желаемому результату или к катастрофе. Попытайся ты пилотировать самолет, имея столь же ограниченные представления о его приборах, ты наверняка разбил бы его. Здесь ты оказался потому, что вот так неумело пилотировал собственную жизнь и в результате разбил подбородок другого человека.