Путешествие в Закудыкино - Аякко Стамм

– Владимир Ильич, сахар принял, что с мужиками делать?

Маленький оторвался от карты.

– С мужиками? С какими мужиками?

– Ну, с ходоками, которых Вы только что принимали?

Маленький подумал-подумал, воскрешая в памяти недавнее, и вдруг просиял.

– А-а, с этими? С ибаками? Ясстъелять, конечно.

– Как расстрелять? За что? – даже большой удивился столь неожиданному решению.

– Я же говоил: «Тейёй, тейёй и ещё яз тейёй!» Беспощадный тейёй! Всякая еволюция лишь тогда чего-нибудь стоит, если она умеет защищаться! Чёйт возьми, забавная мыслишка, надобно записать, – и снова склонился над картой.

Большой собрался было, но замешкался.

– Феликс Эдмундович, батенька, как по-вашему, каясь тепей на муху клюёт, или на чейвячка?

Большой не ответил, он отправился приводить в исполнение приговор.

Мы снова мчались по загородному шоссе в сторону села Первомайское. Настя (нашу попутчицу звали Настя) уже успокоилась и рассказала нам историю из недавнего прошлого Закудыкино, вполне объясняющую её столь бурный эмоциональный всплеск. Оказывается, интересующая нас деревня до октябрьского переворота была довольно крупным и зажиточным селом, хотя и давно, ещё несколько столетий назад, утратившим своё центральное значение в этом крае. Но тем не менее традиционно определявшим многие, весьма важные атрибуты местного уклада жизни. Во-первых, это одно из старейших, если не самое старое из здешних русских поселений, несколько десятилетий сряду бывшее центром данной области и снискавшее в те стародавние времена заслуженный авторитет не только среди других местных поселений, но даже и у московского правящего двора. Один храм и кремль чего стоят! Ничего подобного во всей округе на сотни и сотни вёрст не сыскать. О том, какие причины привели к утрате этого положения и к потере столь внушительного веса, я до времени позволю себе умолчать, об этом чуть ниже. Честно говоря, я и сам ещё не знаю, но очень надеюсь, что в ближайшем будущем моё неведение разрешится вполне.

Итак, как уже было сказано, перед самым красным переворотом Закудыкино представляло собой весьма и весьма крепкое в хозяйственном отношении и даже зажиточное село. А в духовном, так и вовсе было наипервейшим, наизначительнейшим центром всего этого необъятного края. Местный храм по Великим и Двунадесятым праздникам принимал под свои своды до нескольких сотен паломников со всей округи. А в Пасхальный, престольный день места всем не хватало, так что служба проходила так же и на обширном храмовом дворе. Местный протопоп, поставленный здесь ещё при Иване Грозном, почитался чуть ли не за архиерея, а сам правящий Владыко любил иной раз, не очень чтобы часто, наезжать сюда из епархиального города и служить самолично. Очень уважал он также попариться в местной баньке с пахучим можжевеловым веничком да с различными благовонными маслами, имеющимися здесь в изобилии. А о скромной христианской трапезе Владыки с местным батюшкой так просто слагались разного рода небылицы. Поговаривали, будто бы оба служителя Божия за один присест оприходовали по целому дородному кабанчику да за беседой христианской убалтывали по доброму бочонку бражки, и оставались при этом способными к отправлению различного рода треб. Враки всё это, конечно. Да не по злу, впрочем, и не из зависти, а только ради характеристики изрядного здешнего гостеприимства. Отъезжая же, увозил Владыко с собою по целому возу различных даров и пожертвований. Но не для себя, однако, а для укрепления монастырей дальних и приходов мелких. Не забывал, впрочем, и себя. Тоже ведь человек.

Была в Закудыкине и ещё одна достопримечательность, привлекающая нескончаемый поток паломников – неиссякаемый ключик Живой водицы. Так называли её в народе, весьма полезную и целебную, так что даже из Москвы да из самого Петербурга приезжали сюда учёные мужи с книжками да приборами и установили несомненные лечебные свойства того источника. Говорили даже, самого Государя Императора тогда та водица, привезённая в маленькой склянке, исцелила от какой-то страшной хвори.

Рядышком с ключиком, впрочем, совсем маленьким, так что одна только тоненькая струйка толщиной со спичечку истекала, находилась могилка, хоть и древняя, но ухоженная добрыми руками паломников. Холмик её хранил под собой мощи одного древнего праведника, открывшего, как говорят, Промыслом Божьим ту Живую водицу, сотворившего с её помощью великое чудо и почитаемого до сих даже пор местным населением за святого. Рядом с могилкой стояла часовенка, в которой каждый паломник, испив водицы и омывши ею лицо своё, мог поставить тому святому свечечку и помолиться о заступничестве. Сей праведник, говорят, всю землю здешнюю оберегает, особенно Закудыкино.

Естественно, новые красные власти не могли оставить в покое и пройти мимо эдакого рассадника контрреволюции и мелкобуржуазного, старорежимного прошлого. Когда их отряды подошли к деревне, все люди – за малым, не очень трезвым исключением – заперлись в неприступной твердыне закудыкинского кремля и наотрез отказывались пускать новых хозяев внутрь. Надо сказать, что стены окружали не всё село, неимоверно разросшееся за сотни лет, а только расположенную на самой вершине высокого, статного холма малую центральную его часть с храмом, прихрамовыми постройками и некоторыми старинными, но весьма крепкими ещё зданиями. Люди слёзно молились в церкви, призывая своего святого заступника уберечь их грешные головы от притязаний красной богоборческой гидры. Но, поддавшись на коварные обещания никого не тронуть, не разорять святыни и вообще сохранить в основном весь уклад закудыкинской жизни, легковерные сами открыли ворота и впустили в них свою погибель.

Надо ли говорить, что разъярённая толпа красных комиссаров, опьянённая столь лёгким успехом, разграбила всё, что можно было разграбить, всласть надругалась над женщинами, не гнушаясь и десятилетними девчушками? А мужиков, выведя всех до единого вниз к подножью холма, просто порубала шашками, устроив из этого кровавого побоища своего рода конкурс – кто ловчее да красившее рубанёт, да от чьего удара башка дальше отскочит. В качестве приза была выставлена дочка протопопа, шестнадцатилетняя красавица Мария – девушка примечательная своей добротой и целомудрием и собиравшаяся посвятить себя Богу в обители святой Варвары великомученицы, что в соседней губернии. Так и посвятила, сердешная, хоть и не в постриге монашеском, но в чине мученическом. Самого же протопопа, непрестанно молящегося, подвели к могилке святого, расположенной там же неподалёку, и со словами: «Ну что, попище-чёрнабородища, спас тебя ваш водонос-водолей?». Затем взрыли холмик, выбросили наружу нетленные, белые как снег мощи и, бросив в яму батюшку, закопали живьём. Часовенку-то подпалили.

Всю ночь пьяные охальники гулевали на месте кровавого побоища, скармливая своим и просто бродячим псам куски человеческого мяса. А когда к утру утихомирились да уснули вповалку, где кто был, вышел из лесу старичок-прохожий, собрал белые косточки, разбросанные вокруг могилки, завернул их в тряпицу и, подойдя к ключику, молвил: «Свершилось!». Ударил он тогда посохом своим по источнику и исчез. А из Берёзова ключа забил фонтан, да такой силы, что уже к обеду на месте древнего села раскинулось огромное озеро, схоронившее под спудом вод и мучеников, и их палачей. Да только в самом центре его над поверхностью воды, как сотни лет назад всё белели каменные стены кремля да храма-птицы. Много людей тогда отдали Богу душу, а те немногие из закудыкинцев, которым удалось спастись, обустроились на берегу озера. И постепенно снова затеплилась жизнь в Закудыкине, конечно не такая как прежде, но всё же жизнь. Власти больше деревню эту не беспокоили, опасались. Да и люди сами жили как-то особняком, без надобности за речку, где кипела и слагалась новейшая история государства российского, не совались. Вот так.