Путешествие в Закудыкино - Аякко Стамм

Глазки рассказчика весело искрились, а руки неустанно рисовали в воздухе невидимые иллюстрации к его повествованию.

– А бабы-то, бабы, всё подбрасывають и подбрасывають, прям последнее страмно исподнее с себе срывають и усё туды его, усё туды – под ентого. А как же ж, благодать! Хи-хи. Я тута мимо проходил тода – с речки я шёл – вижу такО дело и шасть туды, за им, в церкву-то. Без меня-то ничё в деревне не случатся, ни сенокос, ни жатва. В позапрошлом годе артисты аж из самого району приезжали, и то меня зазывали, а тут такО дело. Хи-хи. Подхожу. Ну, думаю, благодать-то так и прёть, так и прёть, а всё мимо, всё по бабам да по малолеткам ихним. А я-то старейший, стал быть, гражданин села, Государя ишшо помню и Патриарха рассейского. Да не ентого ряженого. Настоящего! Тихона! Да-а-а! Царство ему Небесное. Уходили ево енти вот. Святой был человек, ага. Вот как табе сичас видал и хлеба-соли ему подносил, и ручку его святейшую лобызал. Да-а-а! Подхожу, значица, к ентому поближе, ну, штоб подсказать чё, надоумить, штоб заминка там кака не стряслась. Я ж хоч и шибко старой ужо, но усё помню, как надо-то, как было-то раньш, ну, по-правильному штоб. Во-от, подхожу я, значица, а он шагат себе, меня не замечат, как пусто место. А амвон под им тряшшить, аж стонить, ага. Тяжесть-то кака. Я ж и говорю ему: «Батюшка, ты енто, аккуратней, мол, здеся. Мрамор-то глянь, како повело, того и гляди, рухнить». Архиерей тут тока меня заметил, глазки-то опустил, зырк, а и вправду, мрамор-то аж восьмёркой вывернуло. А из щелей хванера торчить, да жалобно так поскрипыват-попискиват. Смутилси он мал-мало, но обедню-то отслужил, ага, справно усё, по чину. Токмо по амвону-то без надобностев не шастал ужо. А как же ж, мрамор-то, он не жалезный ведь. Хванерный. По нему ж не ходить, на него только глядеть можно. Я тако думаю, што золото то, ну из коего кресты отливали, тож хванерно было. А то с чего енто кресты-то те тако развернуло?

– Дедушка, – прервал я его рассказ с недвусмысленным прицелом для себя. – А с чего это потребовалось старую церковь восстанавливать? Неужели поблизости нет действующего храма, не осквернённого… м-м… нецелевым использованием?

Старик перестал улыбаться, зыркнул в мою сторону многоопытным въедливым взглядом, просканировал всего от макушки до пят, повторил то же с таксистом, но, встретившись глазами с Настей, успокоился. Затем взвесил что-то в своей хитромудрой голове, оглянулся по сторонам, ещё поразмыслил секунду-другую и, совсем уж успокоившись, принял первоначальное, видимо всегдашнее своё лукаво-ёрническое выражение лица.

– А табе зачем, хлопец? Бога ищешь али так интересуесси?

Я не нашёлся, что ответить под его пристальным, насмешливым взглядом. Но мой ответ ему, видимо, и не был нужен, он относился к той породе людей, которые задают вопросы не для ответов, а для утверждения в себе представления, уже составленного о собеседнике.

– Есть-то он есть, дык кто ж его съёсть-то? Вот ты мне скажи, мил человек, людЯм Бог нужон? Как думашь?

– Ну, … думаю нужен. Не зря же тысячелетиями человек искал Бога.

– Искал, говоришь? А Бога ли? Того ли Бога он искал?

– Я … не знаю, я не очень чтобы…

– ЛюдЯм этим Бог нужон под матрасом на печке. Штоб не к Ему ходить да карабкаться изо всех силов к Ево вершине недосягаемой, а штоб сам приходил, добренький и пушистенький как котёнок. Штоб усё позволял да прощал. А ежели заартачится, то вжик ево обратно под матрас, и дело с концом, – старик сощурил один глаз, а другой скосил в сторону речки. – Там. За рекой есть храм. Да такой, што ни токмо кины с танцульками, но и архиерея ентого на порог свой не допустить. Во какой!

– И что, люди ваши ходят туда? – не унимался я.

– Дык, там же БОГ!

– Ну?

– Гну. ГлупОй ты ишшо. Куды ж к Богу через речку шастать, ежели тута под боком своя благодать имеется? Вон гляди, как вышагиват. Кому под Богом, а кому под боком.

В это самое время процессия во главе с епископом подошла к тому месту, где стояли мы, сделала крутой разворот и отправилась обратно. Вслед за архиереем шествовало с десяток монахов в чёрном с увесистыми ящиками в руках, в которые люди неустанно совали и совали деньги.

– Во, видал? Там веровать надобно, а тута и поиграца можно. Знай, деньгу плати и бери домашнего бога хошь оптом, хошь в розницу, – он помолчал немного и добавил шёпотом. – Хотя, надобно сказать, кой-кто из наших туды ходють.

– А вы? Вы тоже ходите?

– Я ужо старой. Вскорости к Ему на вовсе уйду.

– Поехали! – вдруг сорвался с места водитель.

– Ты куда? Что ты задумал? – опешили мы с Настей.

– Поехали, вам говорят! – он буквально схватил нас в охапку и потащил к машине.

Дед ещё раз затянулся всеми лёгкими едким самосадом и проводил нас тёплым, влажным от стариковских слёз взглядом. «Эх, ёк мотылёк! Пять тебе за это».

– Что ты задумал? Объясни толком. Ты должен рассказать нам, что собираешься делать. Мы все рискуем, – накинулись мы на таксиста, едва усевшись в жигулёнок.

– Некогда мне рассказывать. Сейчас сами увидите.

Он завёл автомобиль и резко тронулся с места. Но практически в ту же секунду, стоило нам проехать всего несколько метров, путь нам перегородила невероятных размеров усатая глыба в милицейской форме. Она была таких габаритов, что висевший у неё на шее «калашников» казался невинной детской игрушкой, так что шансов объёхать её не было никаких.

– Ну вот, попали, – Настя побледнела и вжалась в диван.

– Не боись. Проскочим, – успокоил её таксист и прибавил газу.

Пронзительный визг тормозов на секунду оглушил окрестности. Мы не успели ничего сказать, даже подумать, когда машина как вкопанная остановилась непосредственно у самой массы милиционера. Каково же было наше изумление, когда под трещавшей всеми пуговицами форменной рубашкой мы вдруг увидели два огромных, выпирающих, арбузовидных образования, осторожненько намекающих на условно слабый пол глыбы.

– Неужто баба? – догадался вслух таксист.

– Это што тут за фильдеперс нарисовался? – заорала милиционерша, медленно подходя к дверце водителя. – Тебя што ли мама в школе не учила, как штаны через голову переобуваются? А ну вылазь из средства, давай докУменты. Щас как отпротоколирую по самые бакенбарды…

– Потрудитесь немедленно освободить дорогу и обеспечить бесперебойный проезд, – не моргнув глазом, произнёс в раскрытое окно водитель ровным, спокойным, даже властным тоном.

Глыба с автоматиком на шее потеряла дар речи от такой наглости. Она стояла, разинув рот, наливаясь негодованием и тяжко дыша, отчего калашников аж подпрыгивал на учащённо вздымающейся груди.

– Вы! – водитель ткнул указательным пальцем в милицейскую массу, воскрешая в памяти известный плакат. – Вы поедете с нами! Нет. Лучше останетесь здесь, и будете руководить беспрепятственным продвижением транспортного средства до церкви. И учтите, мы должны прибыть на место раньше окончания процессии. Это дело ГО-СУ-ДАР-СТВЕН-НО-Е! У меня в машине человек из самой Москвы с важной миссией. Вот бумага, – и он протянул мильцанерше сложенный вчетверо лист. – Кстати, он привёз для вашего храма частичку мощей любимой собаки президента! Так что давайте не будем терять времени.