СССР-2010 - Александр Афанасьев

– Харе. Дуля говорит, он тебя никуда не посылал. Значит, он за тебя мазу держать не будет, так? Ну и чо с тобой делать, чувырло? В Кенский лес вывезти?[86]

– Не надо…

– А чо делать с тобой? Ты по беспределу на моего брата наехал, за него я мазу держу. Что с тобой сделать за это?

– Мы… отработаем.

– Каким местом работать будешь?

Я подошел поближе, присел на корточки рядом с главным.

– А я ведь тоже, можно сказать, с Ошмеса – тебе не стремно на своих кидаться, а, братан? Как тебя погоняют?

– Метлой.

– На меня наехать сам придумал, или подписал кто?

Отморозок ломался недолго.

– С…а одна.

– И что за с. а? Говори правду, если скажешь, как было, все предъявы к нему будут, ты тут как бы ни при делах. Если не скажешь, отвечать за беспредел будешь ты.

– Жидок один. Скользкий. Мы его во дворах выцепили, на гоп-стоп взять решили, а у него ствол! Спросил, пацаны, заработать хотите? Вот, дал нам наколку на вас, говорит, фраер деловой на «Тойоте» с телкой будет, надо его опустить, побить этого фраера хорошенько. Обязательно перед телкой. Кто ж знал, что вы в авторитете…

– Жидок, значит…

Я поднялся.

– Брат, не щеми их. Это мои дела, они тут боком.

– Харе… – Жека подобрел, – раз так… опускать не будем. Отправлю вас к Змею, он вас на Восточном рынке припашет. Будете три месяца свой косяк отрабатывать, валамон?[87]

Я вернулся в машину, Николь смотрела на все расширенными от ужаса и возбуждения глазами. Я включил заднюю передачу…

Полтора часа спустя моя «Тойота» стояла в одном из дворов на переулке Широком. Николь деловито приводила себя в порядок… а мне было стремно. Хорошо и в то же время донельзя стремно. Я понимал, что нормально после этого с Машей уже никогда не будет. Даже если она об этом не узнает, помнить буду я…

– Ну, как? – спросила она совершенно обыденным тоном, как будто речь шла о приготовленном ужине.

Я не ответил. Она засмеялась.

– Знаешь, ты похож на моего первого парня. Он был из Техаса. Вырос в христианской семье… тоже не знал, куда деваться после этого.

Я снова ничего не ответил. Николь заметила это, сказала куда более серьезным тоном:

– Мне понравилось. На самом деле. Если ты думаешь…

– Я ничего не думаю, – перебил я.

– Просто относись к этому проще. Вы, русские, любите все усложнять. Бал Наташи Ростовой, Татьяна Ларина и все такое, я, кстати, читала и Толстого, и Пушкина. Врачи говорят, это нужно для здоровья.

– Николь, – устало сказал я, – что тебе нужно от меня?

– Ты знаешь. То же самое, что нужно от тебя всем, я, кстати, слышала про перестрелку. И про погибшего агента МОССАД. Знаешь, как это было на Диком Западе – каждый мог просто взять себе землю, но ее надо было застолбить. Вот и я… столблю территорию.

– Николь… вы все можете не верить мне… но у меня ничего нет. Понимаешь, ничего. Нет ничего. Совсем ничего. Вы просто зря теряете время, находясь здесь, и зря рискуете.

– Ну… это мой риск… я ведь ничего противозаконного не делаю, так? Я просто ученый из научной делегации, который готов заплатить неплохие деньги за информацию. Понимаешь, о чем я…

…

– А что касается того, что у тебя ничего нет. Я думаю, что есть. МОССАД думает, что есть. Думаю, даже твое начальство думает, что есть. Ты в меньшинстве.

…

– Ты подвезешь меня? И помни, терроризм это общий враг. И нам нужны не документы. Просто информация…

Янкель снимал квартиру как раз недалеко от кафе «Ошмес», в старом сталинском доме. Я подъехал туда уже в два часа ночи, набрал номер, и через несколько минут Михаил Ефимович спустился вниз. На нем был синий спортивный костюм, и он выглядел как физкультурник-общественник.

– Ну и зачем все это было надо? – спросил я. – Натравливать на меня бандитов.

– Это получилось случайно, – сказал Янкель, и, видимо, без фальши, – но каждый случай надо уметь использовать. И потом – женщины странные существа… они намного менее… цивилизованны, чем мы, мужчины. Это мы придумываем всякие условности, с женщинами все проще. Ты завоевал ее в схватке, ты пролил за нее кровь – она твоя. Им нужны завоеватели, победители.

…

– Ну, так что?

– Да ничего!

Я помолчал.

– Михаил Ефимович. Я все понимаю…

Михаил Ефимович тяжело вздохнул.

– Если бы…

– У меня ничего нет. Можете обыскать меня…

можете дом обыскать. Нет ничего. Можете допросить всех, кто там был – Юсеф был уже мертв. Он ничего не сказал и не мог сказать, потому что был мертв.

– Уже допросили.

– И что?

– Готов пройти тестирование на полиграфе? – вопросом на вопрос ответил Янкель.

Тестирование проводилось в здании Медицинского института, он совсем недалеко от здания УКГБ – перейти на другую сторону Пушкинской и там, за тридцаткой[88] – во дворы. О том, что в институте существует секретная лаборатория полиграфии и ведутся разработки по линии КГБ, я не знал. Хотя ничего удивительного нет – Ижевск один из главных центров микроэлектроники Союза. Два профильных производства – Электромеханический завод и Радиозавод, плюс Сарапульский электрогенераторный, помимо электрогенераторов производящий армейские рации ближней связи. И профильный университет – Ижевский государственный технический – с мощной кафедрой информатики. Понятно, что на стыке медицины, электроники и информатики может возникнуть много интересного.

– Не жмет?

– Нет.

Медичка, которая терлась около меня и вокруг меня, была красивой. И кажется, белье под халатом она не носила. Только я знал, что это – тоже прием. Не дать сосредоточиться. Все понимали, что опрашиваемый – офицер спецназа, готовившийся к допросам противником, в том числе с применением технических средств. И расколоть такого респондента (правильное название) будет непросто.