Дневник 13-ой наложницы - Мэри Кенли

— В том числе. Раз вы, леди, так любимы Ледяным Королем, мы решили оказать вам милость. Очищение крови на алтаре.

А, вот как это теперь называется. Можно восхититься формулировке…

— Надеюсь, посмертное? – задумчиво потянула я.

Он лишь усмехнулся с жесткостью во взгляде. Да уж, можно и не пояснять.

— Чтож… И вы готовы столкнуться с последствиями, отче? – задумчиво потянула я. Что за злодеи нынче пошли, мотивацию приходится по крупицам вытягивать.

— Последствия? Едва ли вы столь исключительны в глазах короля, леди. Впрочем… Даже если и да, подумайте сами: сыграет ли это роль, если у Его Величества будут проблемы поважнее?

— Например: восстание?

Я так и думала, на самом деле. Они что-то готовят… Впрочем, об этом думал и Картас.

— Не смотрите на меня так зло, леди Церера. Я всего лишь голос Чистого бога, я не вершитель судеб… По крайней мере, королей. Это всего лишь политика. И в ней лорд Аскерос оказался не самым сговорчивым.

Я понимала, о чём он говорил. Первосвященник не является основной фигурой восстания, он лишь преследует свои цели… Которые не совпадают с целями Даррена.

— По вашему – эти слова подходят священнослужителю?

— Я не святой, леди. Я жадный человек, - усмехнулся мужчина, - как, впрочем, и вы. Вы должны были уйти с арены очень давно, исполнив предназначение, данное вам богиней. Но жадность подтолкнула вас к грешному пути. Теперь защиты богини нет и вы слабы. Остаётся только переродиться для новой веры.

Чудненько, он и о предназначении моём знает. Эта паутина интриг плелась давно и зашла слишком далеко.

— С вами приятно общаться, леди, но нам нужно начинать ритуал.

И вот, первосвященник отошёл, а я занервничала.

Боги, в какую же жесть я ввязалась…

— А как же предсмертная молитва? Чистый бог достаточно милосерден, чтобы её позволить? – не знаю, зачем я тяну время. Будто на что-то и впрямь надеюсь.

На кого-то…

Первосвященник нахмурился. Приблизился к фигурам в балахонах, о чем-то с ними переговорил.

— Братья не имеют ничего против. Ты можешь помолиться нашему богу, женщина.

Меня грубо подтащили ближе к алтарю, так, что теперь я могла смотреть на белёсую, равнодушную статую, вознося ей свои последние мольбы.

«Если у вас есть последние слова – произнесите их. Ибо вы осуждены и умрёте»

Холод от камней поднимался по коленям вверх. Я упиралась связанными руками в пол и думала.

Воспоминания накатывали неровными волнами шторма.

Я вспоминала обрывки своей смерти и жаркое солнце Нашкора, когда впервые открыла там глаза.

Вспоминала глаза змеи, озлобленные, невыносимые, жгущие надежду. Это – и задыхающихся детей…

Вспоминала дикий танец инициации и хватку на шее от рук Ледяного Короля.

Даррен, Даррен… Мой король.

Сколько раз мы играли в ненависть?

Под дланью моего короля полегли многие, оборвав вздох. А я, отчего-то, продолжала жить на острие ножа, искала выход, вертелась змеей, пока не обнял он меня, отказываясь отпускать.

Рядом с ним никогда не было и не будет просто.

Ненависть – лишь столкновение интересов людей. Непримиримость, из которой исходит вражда.

И тогда… Что такое любовь?

Я не знала. Не знала, люблю ли его, хочу ли быть с ним всегда. Это казалось слишком ослепляющим финалом.

Хорошим концом.

Есть ли он, в самом деле, для таких потерянных душ?

«Я не верю ему. Если я поверю – проиграю. Если я доверюсь… Стану слабой, слишком слабой, так, что и касанием переломишь»

— Время молитвы истекло, - первосвященник улыбается и жестом приказывает своим приспешникам схватить меня.

Я изгибаюсь в их руках, сопротивляюсь, когда меня тащат вверх, упираюсь, как могу. Не знаю, ради чего эта борьба, но… Не хочется умирать просто так.

Похоже, они не ожидали, что встретят сопротивление. После молитвы я должна была ожидаемо смириться со своей участью, но всё вышло наоборот – во мне открылось второе дыхание. И вот оно настойчиво твердило не сдаваться без боя.

На дне сундука с грехами остаётся потерянная надежда… Но и её я вытащила силком.

Верчусь, кручусь, лягнула одного в коленную чашечку, укусила второго, вцепляясь в волосатую руку без зазрения совести. Немного яда выступает на губах, ох, милый, этот укус ты не скоро залечишь.

— Бешеная сука! – ревёт прислужник. Меня бьют по щеке и от удара голова запрокидывается вверх, а кожа болезненно пульсирует.

Но сейчас я почти не чувствую боли. Только желание потянуть время ещё немного…

Капельку.

Никлаус хмурится, он надеялся, что всё пройдёт проще, а потом разводит руки в стороны и усмехается:

—  Посмотрите, братья! Истинное лицо потомков рыжехвостов. Не люди – дикие твари. Лучшее, что можно для них сделать – очистить запятнанное через обряд.

Ох, поглядите, какие мы высокоморальные.

Да, я дикая, мне есть в кого!

Тем не менее, моё сопротивление не было слишком эффективным. Мужики намного сильнее меня, ясное дело. Потому, вскоре моё тело водрузили на алтарь, плотно приковав железными наручниками ноги и запястья 

Никлаус гордо поднимался на постамент, держа в руках изогнутый, тусклый клинок. Я впилась в оружие ненавидящим взглядом и закусила губу.

— Как славно, что ты перестала притворяться хорошей девочкой. Так даже лучше, - спокойно произнёс священник, в чьём голосе мелькала одержимость мясника.

— Всё для вас, - хмыкаю я, а вот он, внезапно, раздражается.

— Обряд очищения будет болезненным, леди. Мне придется снять кожу с вашего красивого лица и тела, слой за слоем. Это будет очень больно.

Не слишком ли много психопатов в этом мире?

— Учения Чистого Бога весьма странные, - высокомерно фыркаю я.

— Они несут просветление беднякам и показывают путь богатым. Тебе не понять, твоя вера чужая, - усмехается мужчина мне в ответ.

Он навис над прикованной мною и почти ласково провёл кончиком клинка по моей шее к щеке.

— Ахх… - кровавая полоса потянулась. Ребристая поверхность клинка приносила невозможную боль даже при таком неглубоком порезе.

— Какая разница, кому ты посвящаешь жизнь? Куда важнее: кому ты отдашь смерть, - улыбнулся мне первосвященник с нежной одержимостью.

Да уж, с этим трудно поспорить.