Могрость - Елена Маврина

Дина быть в курсе, она не могла оставлять нас в неведении, – что пустить на поле боя без штыка!

Витя помнил мрачные истории, но не считал сказки действенным штыком в борьбе с дьявольщиной. Тут бы осиновый кол или огнемет. Хотя ружье Байчурина тоже сгодилось бы.

– Она говорила не смотреть в ночь, чтобы мы не знали, – настаивал Витя. – Ничего этого не знали.

Аня сникла.

– Я понимаю, – извинилась, – сегодня праздник. Но близится вечер, а я не соображу, когда и зачем эта тварь пробирается.

У стакана с соком лежали седативные таблетки. Она стучала рядом с ними ноготком, но не принимала, словно ожидая успокоения от разговора. И это постукивание ноготком угнетало Витю, заставляя поддерживать тупиковый разговор.

– Ты предлагаешь бездействовать?

– Может, ее щелкнуть? – предложил Витя с набитым ртом. – Зверюгу?

Сестра притихла, посматривая на него недоверчиво.

– Со вспышкой. – Витя достал из кармана брюк смартфон и включил камеру. Улыбнулся. – Мы обзаведемся доказательствами и сможем заручиться поддержкой полиции.

Аня отпила немного сока, задумчиво потирая подбородок.

– Я уже заручилась поддержкой.

– В смысле?

– Сегодня ходила к Байчурину.

– Вот же…

– Там и впрямь спокойно, – говорила она, смотря в мысли сквозь стол. – На кладбище. Никогда бы не подумала, что признаю это.

– Мы ведь договаривались! – Витя подумал, что взорвется от ярости. – Договаривались не ходить к нему в одиночку. Аня!

Весь позитив вечера окончательно разрушился криком.

– Тут страшно до смерти, – оправдывалась Аня. – Витя, я вздрагиваю от каждого шороха!

– И что, путаться с тем отшельником?

– Он рассказывал мне о Дине.

– Он о ней ничего не знал! Ничего!

– О том, что она много фотографировала в лесу. Помнишь? Она ведь собирала целые ящики гербариев. Где они, кстати?

Витя насупился, уставился на пустую тарелку.

– На чердаке, наверно. Или в чулане: в погребе.

Он безразлично пожал плечами. Аня потерла хмурый лоб.

– Стоит взглянуть на них.

– Это просто хобби! Ты пуговицы собирала. Всего лишь способ отвлечься.

– У человека, знавшего о могрости и войнугах, не было «просто хобби»! Она ведь ненавидела запах дыма. Дядя бросил курить, камин не протапливали, листву за двором не жгли. О посиделках у костра и речь не заводили! Вспомни, мы даже шашлыки жарили в подлеске. – Аня вновь глотнула сок, расправила плечи. – Она всегда таскала в сумке фотоаппарат. Сушила травинки и листочки с фанатизмом ботаника. Я когда-то разукрасила те наброски в ее альбоме. Дина раскричалась, перепрятала. Нужно взглянуть на гербарии.

– Если их отец не сжег.

– Трудно вспомнить, когда так важно?

– Пламя вилось до крыши, Ань. Соседка даже пожарных вызвала. Горели платья, альбомы, газеты. А журналы исторические он еще и порвал, а потом сжег. Он не одобрял ее дружбу с археологами.

Аня задумалась.

– Почему мы пропустили это?

– Что отец – агрессивный алкоголик? – Витя нервно жевал хлеб, пусть есть и не хотелось ни грамма.

– Витя, речь о раскопках. Мы ведь до ночи пропадали у лагеря в лесу. Археологи… – загорелись ее глаза. – Помнишь?

Витя энтузиазма не разделял.

– Я помню только, как они гоняли меня за самогоном к Купчихе. Ну, еще скелеты. Круть, блин. Зенков, говорят, начал заикаться после падения в ту могилу с двумя скелетами. Ты знаешь, что Сопатый, его друган, теперь наш участковый?

– Витя, речь об археологах. – Аня хмуро вспоминала: – Руководили раскопками двое или трое…

– Я не помню! – упрямился брат. – Клички студенческие: Петруха, Финкс… Балабол. Два мужика с учеными степенями. Тетка в очках. Всего человек тридцать. В основном – болтливые практиканты-первокурсники. Старики их не жаловали. Подростки обожали. Всё. Их ведь Глотов пригласил: у него жена историк.

– Марина Федоровна еще преподает?

– В Питере? Не знаю. Может. Она ведь сейчас у дочки.

– А, забыла. Ты говорил, наверное.

– Она и мама на раскопе пропадали днями. Бабушка еще отчитывала: «Ты библиотекарь. Кто оплатит? Пусть Глотиха по лесу шатается за приезжими. Замужняя женщина. Лазить в тех ямах с щетками, лучше траву пополи». Такое… – Витя прекратил ворчание и поморщился. – А что, если позвоним бабушке? Если она вспомнила нас, дело идет на поправку?

– У кого бы узнать ее телефон? – отстраненно размышляла сестра. – Через Настю связаться? С Мариной Федоровной.

– Не надо их беспокоить, – попросил Витя.

– Да? Будем бездействовать, пока не загрызут? Мы что, в ужастике? Типа вдвоем против тварей. Неизвестные герои. Посмертная хроника.

– Прекрати. – Витя со звоном отбросил вилку. – Не нагнетай.

– Нагнетай? – В воздухе полетели молнии. – Я об эпидемии гриппа сейчас? Хочешь сфоткать, да? Доказательств хочешь? А если доказательством станет мой труп?

Витя поднялся, закипая претензиями:

– Что я могу предложить? Что?

– Я не буду просто ждать ночи. Я не усну. У меня сердце разорвется.

– Давай уедем?

– Но бабушка вернется. Она только и твердит о возвращении. Мы ведь не позволим…

– Аня! – взревел он в гневе.

– Я наберу Байчурина.

– Нет! Нет! И нет! Что он может? – Витя шел за ней по пятам к серванту. – Заманить в ловушку? Расставить капканы? Это ведь не заяц.

Аня замерла. Она повернулась к нему изумленно, с мигающим телефоном в руке. Шнур зарядного устройства натянулся вслед за похвальным жестом. Взгляд Ани твердел идеей, и когда Витя понял, что она задумала – он похолодел: «Нам крышка».

Ловушку они соорудили в чулане, под квадратным оконцем в погребе. Изначально дом состоял из пяти комнат: двух спален, зала и кухни с погребом в полу. Позже, когда проложили батареи, пристроили широкую кухню и веранду, вырыли погреб на улице, а в доме – оставили как хранилище для всякого старья. После смерти мамы туда никто не спускался, а крышку в полу скрывал раритетный комод в фигурных бронзовых накладках.

Они с сестрой отодвинули комод к стене, разбросали свои подушки и одеяла; застелили зияющую дыру погреба пледом, задернули в доме все шторы, потушили свет. Приоткрыв окно чулана, оставили футболку Ани на подоконнике, и она какое-то время пугливо вглядываясь в вишневый сад и лаз в заборе Купчихи. Дом напротив стоял без света.

– Ты спрашивал у соседей о следах?

Витя вздохнул.

– Купчиха ничего не видела. Демиденко укатил в Ямск, а Никольские – на свадьбе внука.

– Юры? – Аня забыла о полумраке, об открытом окне, о монстрах. – У Юры свадьба?

– Он выслал приглашение, но я отказался. Неловко как-то. Я ведь надеялся, вы поженитесь, – признался тоскливо брат. – Когда-нибудь. Сойдетесь опять, я дружком буду.

Аня молчала, растерянно смотря в черноту за стеной. Там, возле забора на трухлявом бревне, они с Юрой – наивные подростки, планировали совместное будущее.

– Всё теперь в прошлом, Вить. Я не смогла уехать.

Аня с Витей шептались в полумраке