Жестокие намерения - Кора Кент

оргазма. Я крепко обнимаю ее, поддерживая, чтобы она не упала.

Франклин Пеннингтон и сотня душ наблюдают, как мы оскверняем священную территорию кладбища. Вокруг нас могут восстать мертвецы, и я не смогу остановиться; меня не отпугнут призраки мужчин и женщин, которые давным-давно умерли.

Я сжимаю Кей в своих объятиях и толкаю ее вперед. Она склоняется над надгробием своего отца. Ее волосы каскадом рассыпаются по граниту, прикрывая имя ее отца.

Я расстегиваю молнию на джинсах и вытаскиваю член, ощупывая ладонью его твердость. На кончике выступают капельки преякулята, каждая частичка меня отчаянно хочет оказаться внутри нее.

Кей изо всех сил пытается что-то сказать, но слова звучат как бессмыслица. Я приподнимаю край ее платья и снова оттягиваю трусики в сторону. Все возражения, которые она хочет высказать, поглощаются пустотой, когда я врываюсь в нее. Я хватаю ее за бедра и замираю, погружаясь глубоко в ее лоно.

Кей тянется за поддержкой, хватаясь за что-нибудь, за что угодно, и обнаруживает, что сжимает гранитное надгробие.

— О Боже, — стонет она.

— Здесь нет Бога. — Только я и память о ее покойном отце. — Теперь я твой папочка. — Я изливаюсь в нее, раскачиваясь взад-вперед под деревьями и лунным светом. Этот поступок богохульен, но я все равно никогда не верил в Бога.

Глава 39

Кей

Мое сердце колотится от страха и гнева, когда мои бедра ударяются о надгробную плиту. Я выдавливаю слезу, горькую смесь боли, стыда и удовольствия. То, что я делаю, неправильно, но все же кажется таким правильным. Его толчки взбадривают меня, мои мышцы сжимаются в предвкушении.

Длина Ксавьера впечатляет. Мне не с чем это сравнить, но он растягивает меня, наполняет. Я дышу ртом, чтобы успокоить нервы, пока он движется внутри меня. Он настойчиво тянет мои бедра к себе, вжимаясь в меня с неумолимой силой. Он требует, чтобы я отдалась удовольствию, когда он входит в меня снова и снова, разжигая огонь, который угрожает поглотить нас обоих.

— Теперь я твой папочка, — говорит он темноте. И я поддаюсь ощущениям.

Он сжимает мою задницу, и я выгибаю спину, чтобы принять его глубже. Капли пота выступают у меня на лбу, несмотря на вечерний ветерок. Тиски удовольствия сжимаются вокруг моего тела, а конечности дрожат от положения, в котором он меня держит. Каждый толчок глубже предыдущего, подводя меня все ближе и ближе к разрядке, пока я не достигаю головокружительной кульминации. Его власть над моим телом абсолютна, и я дрожу от интенсивности нашего союза.

Тело Ксавьера содрогается рядом со мной, когда он сжимает надгробную плиту. Он хрюкает и ругается с каждым толчком, его движения становятся все более неистовыми по мере приближения к концу. Мои стены дрожат вокруг него, усиливая удовольствие, когда мышцы непроизвольно сокращаются. Я издаю первобытный рев, который заводит его. Хватка Ксавьера усиливается на одно-единственное, мимолетное мгновение, прежде чем он освобождается внутри меня, наполняя меня своим семенем.

Я ненавижу его за то, что он делает со мной; я презираю себя за то, что получаю от этого удовольствие.

Ксавьер отстраняется, отдышавшись, и позволяет мне встать. Увидев гримасу на моем лице, когда я выпрямляю спину, он спрашивает:

— Тебе больно, любимая?

Я вспыхиваю от стыда и смущения. Мое тело болит от того, что меня согнули и трахнули у надгробия моего отца, но он говорит об одной моей части.

— Да, — бормочу я, потому что между ног у меня тоже болит.

— Хорошо, — рычит Ксавьер, на его губах появляется дикая улыбка. — Вот так я хочу тебя каждый день до конца наших жизней. — В его голосе звучит приказ, который отдается в моем теле подобно грому; невозможно отрицать его права на меня. Он говорит убежденно, не оставляя места для сомнений: я буду принадлежать ему.

Я поправляю трусики, все еще ощущая его тепло внутри себя. Я провожу руками по передней части платья, разглаживая юбку, чтобы выглядеть не хуже, чем раньше.

Когда я начинаю собирать свои вещи, он наклоняется, чтобы помочь.

— Пойдем ко мне, — настаивает он.

Я приятно улыбаюсь и жестом указываю на машину.

— Веди.

Ксавьер доволен собой. Он выглядит таким же уверенным, как всегда, когда идет к Тесле, и я понимаю, почему он меня привлекает. Его сильная челюсть стиснута в усмешке, глаза насторожены и сверкают. Он выглядит так, словно жизнь — это приключение, готовое к исследованию и завоеванию. Он выглядит сильным; похож на защитника.

Но мне больше не нужна защита.

Когда мы подъезжаем к Роуздейл, я жду, пока между нами не загорится светофор, прежде чем повернуть к университету. Впереди Ксавьер жмет на тормоза, и я еду быстрее, стремясь увеличить расстояние между нами.

Он был прав, назвав меня глупой. Я позволила страху определять мою жизнь, и это удерживало меня от того, что я считаю правильным. Я совершала ошибки во имя страха; принимала неправильные решения, потому что позволяла страху управлять мной. Но вот я здесь, наконец-то взрослый человек и сама отвечаю за свою судьбу. Я могу продолжать жить по-старому, ожидая, что защитник придет и спасет меня. Или я могу постоять за себя и стать белым рыцарем, в котором я всегда нуждалась.

Я выбираю себя.

Я выбираю покончить со своим злобным отчимом. Я выбираю покончить со своим угрожающим сводным братом. Я выбираю покончить со страхом близости. Я решила покончить с бегством от того, что меня пугает.

Страх мной больше не владеет.

Глава 40

Кей

— Почему ты не спишь? — стонет Кристин, переворачиваясь на другой бок. — Сейчас около 5 утра.

Я смотрю на часы и отмахиваюсь от нее.

— Не драматизируй. Уже семь.

Она хватает подушку и натягивает ее на голову.

— Не может быть, чтобы я спала восемь часов. Я так устала, Кей, — говорит она, ее голос приглушен подушкой.

Я же, напротив, совсем не спала. Когда я вернулась домой прошлой ночью, Кристин уже была в постели. Я тихонько прокралась по комнате, собирая свои вещи, чтобы принять душ. Горячая вода успокоила мое ноющее тело; она смыла мои грехи, вину и грязь с кладбища, но не воспоминания или сожаление. Я планировала лечь спать и утром собрать свою жизнь по кусочкам, но мои глаза так и не сомкнулись.

— Мне нужна твоя помощь, Крис.

Подушка летит на пол, и Кристин вскакивает в постели.

— Что? Почему? Что случилось?

Я не знаю, с чего начать; в этом и заключается проблема хранения секретов. Я так долго скрывала кое-что