Божья девушка по вызову - Карла ван Рэй

ПОСЛЕ трех лет обучения в Седжли Парк я получила диплом преподавателя. Настал день прощания. Мне необходимо увидеть Элис и поговорить с ней, и на этот раз я не совершу ошибки! Я надеялась, что наступило самое подходящее время, к тому же есть повод для любящего объятия, но все оказалось не так. Трясясь как осиновый лист и пытаясь это скрыть, я стояла перед ней и протягивала руку, стараясь вести себя как обычно.

«Пока, я уезжаю, – сказала я и больше не смогла ничего вымолвить. Как я ненавидела свою неловкость! Почему я должна быть такой глупой, косноязычной голландской деревенщиной, полной противоположностью общительной ирландки?

Элис вежливо пожала мне руку. На ее лице не промелькнуло ни тени симпатии. Она печалилась из-за расставания со своей подругой, сестрой Имельдой, канадкой, которая, как и она сама, любила поболтать. Стоя перед Элис, я поняла, что она думает и чувствует, и меня пронзило ощущение предательства. Элис не чувствовала ко мне ничего, кроме случайной жалости. Она избегала меня не потому, что моя любовь к ней была против правил, – просто я ей не нравилась. Она и сама не избежала сильной привязанности к той, что была ближе ей по образу мыслей и взглядам на мир. Это горькое осознание унесло прочь лелеемую мной надежду на то, что она меня полюбит.

Как может быть, чтобы такая сильная любовь не породила любви в ответ?

Я побежала на улицу, чтобы попрощаться с багряными рододендронами, надеясь вопреки здравому смыслу в июне увидеть цветы на ветвях, но цветов на них, разумеется, еще не было.

Годы учебы в Седжли прошли под знаком страсти к Элис. Когда в 1965 году я вошла в класс в качестве учителя, то поняла, что точно так же могла бы прийти туда прямо с улицы, столь бессмысленным оказалось обучение для моего ума, поглощенного другими заботами.

«СТЕЛЛА МАРИС», «Звезда морей» – главный монастырь неподалеку от Броудстейрс. Как Верную Спутницу Иисуса, меня послали туда на курсы повышения квалификации; мне предстоял напряженный год, посвященный послушанию и практике молчания.

Я была не одинока. На юг отправились все шесть австралиек, прибывших в Англию тремя годами раньше. Мы покинули промышленный Манчестер, оказавшись среди великолепных зеленых полей Англии, а затем прибыли в Лондон, где нас снова встретила та самая монахиня-провожатая, приютив на ночь в своем монастыре.

Мы поднялись на рассвете, чтобы избежать толчеи. У меня было время полюбоваться великолепными старыми потолками наполненной паром станции Виктория, насладиться громоподобным лязгом прибывающих поездов и величественным свистом тех, что возвещали о своем отбытии. Я наслаждалась красотой старинных кованых ворот и скамеек, деталями вагонной росписи, а после того как мы устроились в нашем купе первого класса, – шикарным комфортом кожаных сидений.

Из города Броудстейрс нас отвезли на Северный Мыс, клочок прибрежной земли, большей частью которой владел орден. Наконец, мы приехали.

Создавалось впечатление, что я впервые увидела это место. Я забыла, как долго нужно идти, чтобы добраться из одного конца хозяйства в другой, и что прямо через садовый и архитектурный комплекс проходит шоссе.

«Мы рады видеть наших австралийских сестер в «Стелла Ма– рис»! Благополучно ли вы добрались?» У дверей нас встретила та же древняя монахиня, что приветствовала нас тремя годами ранее. Она была заместительницей, второй по званию в монастырской иерархии, и знала, как помочь нам освоиться и почувствовать себя непринужденно. Пожилая дама была когда-то великой герцогиней, и она сохранила свои царственные манеры.

Домом заместительницы являлся бывший особняк, вызывавший ощущение простоты, свойственной английской глубинке. Нам показали спальни – просторные комнаты на верхнем этаже. Здание находилось неподалеку от небольшой, но престижной монастырской начальной школы, и мы получали изысканное удовольствие, слыша из окон, как кентские дети повторяют на собраниях свои молитвы. Их произношение было столь чистым и так напоминало песню, что у меня на глаза выступали слезы.

Заместительница-герцогиня заказала нам плотный ужин с чаем, после чего нас провели через фруктовый и цветочный сад в основную резиденцию. Хотя спали мы в доме заместительницы, учиться, работать и есть надо было в главном здании.

Нас провели по всему скрипучему комплексу: учебные классы, бельевая, кухня, светлая комната для собраний и – в отдельном помещении – прачечная. Два главных здания соединял закрытый деревянный коридор. Мы видели странные маленькие комнаты и заброшенные помещения, туалеты, выстроенные по пять кабинок в ряд. Туалеты были новыми: сосновые планки все еще источали смолистый аромат. Нам не показали ни гостиных в передней части дома, ни спален местных монахинь, ни жилища главы ордена. Она жила в отдельной части комплекса (и на следующей неделе возвращалась из путешествия).

Мне очень хотелось, чтобы здесь оказалось действительно хорошо. Место было прекрасным: аккуратность сада приятно контрастировала с пышностью старых особняков. Все это сулило доброту, комфорт, даже дружелюбие. Временами так оно и было, но все-таки здесь преобладало влияние одной безжалостной женщины – Маргарет Винчестер, преподобной главы ордена. К ней относились с невероятным почтением, и не только из– за положения, занимаемого ею, но и из-за силы ее характера, которую мне довелось испытать на себе.

Она была очень высокой женщиной с широким лицом и большими глазами, похожей на орангутанга. Я улыбнулась, когда она встретилась с нами в монастыре после возвращения из поездки, полагая, что она намеренно пытается создать забавное впечатление, но скоро опустила глаза под ее твердым взглядом. В ней не было ни женственности, ни мужественности, но от нее исходило ощущение непонятной силы. Она страдала подагрой; голова ее всегда была опущена, а взгляд устремлен под ноги. Она размахивала руками при ходьбе, поддерживая равновесие, передвигаясь как настоящий орангутанг; мы никогда не позволяли себе ничего подобного независимо от самочувствия, поскольку выглядело это слишком нарочито и вызывающе.

В то время когда я была в «Стелла Марис», глава ордена уже была нездорова. Она постоянно рвала, и ее преданная личная помощница с огромным трудом отыскивала рецепты, готовя такую еду, что ее желудок смог бы переварить. Глава ордера очень серьезно относилась к своей работе. Со временем я узнала, что женщина, которой я слала полные любви письма во время своего послушничества, была уверена: ее жизненная миссия – сделать так, чтобы никто слишком высоко не поднимал голову и все оставались покорными.

Покорность была рабской: никогда не высказываться, не жаловаться и не спорить. Мы должны были подчиняться без вопросов, а наше повиновение измерялось степенью самоотречения или душевного, эмоционального и физического страдания, которое мы были способны вытерпеть при выполнении приказов. Нам часто давали противоречивые указания, чтобы смутить или запутать, и публично унижали, если мы неверно следовали этим указаниям.

Главе ордена все человеческое было позволительно, поскольку подданные с готовностью наделили ее непогрешимостью, считая глашатаем Господа, – хотя для того, чтобы приписать особую святость причудливому безумию стареющей эксцентричной женщины, требовался английский стоицизм (который я не разделяла), подкрепленный большими дозами религиозного пыла (который я разделяла), – и еще потому, что монастырь «Стелла Марис» в любом случае был местом испытаний. Здесь своенравных ломали, а в тех, кто еще не был сформирован – или сформирован неправильно, как мы, выпускники колледжа, находившиеся под влиянием светских наук, – закладывали подлинный дух ордена. Главе ордена позволяли обходиться с людьми так еще и потому, что ей была присущи сумасшедшая откровенность и предприимчивость. Ее новации были жестокими, но их удивительная ценность вызывала уважение. Наконец, что самое невероятное, у нее было чувство юмора, а во взгляде иногда проскальзывала доброта, опровергая ее безумие. Когда-то она могла быть невероятно талантливой женщиной, но стала жертвой собственного ордена и собственных убеждений. Глава ордена часто находилась с нами в храме и как минимум раз в неделю беседовала, хотя оставалась при этом полнейшей загадкой, поскольку практически никогда не общалась с монахинями тет-а– тет.