Божья девушка по вызову - Карла ван Рэй

Кто-то пришел и начал расспрашивать меня о лекарстве, потом выговорил за то, что я оказалась столь глупа, и оставил в одиночестве. Я не знала, останусь ли слепой навсегда, и странным образом смирилась с тем, что может произойти. Много дней я просыпалась в темноте, определяя по звукам, день уже наступил или ночь.

Однажды ранним утром мои глаза снова – хоть и довольно смутно – увидели окружающий мир. Организм пошел на поправку. Я попросила какую-нибудь работу, которую можно выполнять в постели, пока выздоравливаю, – чистить картофель, яблоки или лущить горох. Замечательные теплицы в саду давали урожай овощей круглый год.

Сестра, допустившая ошибку, пришла извиниться – это был ее долг, – и на этом все кончилось. Так или иначе, я восприняла свою болезнь как передышку от ежедневных стрессов.

ПОЗЖЕ в тот год у меня прекратились месячные. Я не слишком беспокоилась, пережив подобное и в Дженаццано. Встав на колени у кресла матери Винифред и глядя в ее широкое лицо, я робко призналась в своей проблеме. «Преподобная, – начала я застенчиво, – у меня не было менструации уже четыре месяца». Она заметно вздрогнула, а потом проговорила с той решительностью, что свойственна лжи: «Сестра Карла, это совершенно ничего не значит». Но для сестер в «Стелла Марис» все, конечно, было далеко не так.

Мать Мэри Джон живо откликнулась на сообщение от ответственной за белье, что я пять месяцев не заказываю санитарные прокладки, и вызвала меня к себе в кабинет. Там вместе с заведующей бельевой она устроила мне настоящий допрос.

«Где ты бываешь, сестра?»

Бываю? Да нигде я не бываю. Следователи пристально смотрели на меня. Атмосфера накалялась.

Мать Мэри Джон, наконец, уточнила. «Ты когда-нибудь ходила в деревню, сестра?»

«Нет, ни разу не ходила. Зачем?»

Она явно испытала облегчение и отправила меня к врачу, которая пришла к выводу, что я страдаю от недостатка железа, и выписала мне таблетки. Очень скоро месячные вернулись, и «все наладилось». Лишь годы спустя я поняла причину их тревоги: они решили, что я беременна! Это была совершенно нелепое предположение, но я улыбнулась своим выводам: если подозревали меня, подобное, безусловно, происходило и раньше.

Я ЖИЛА в «Стелла Марис» уже девять месяцев, когда в районе началась эпидемия гриппа, сопровождающегося жестоким поносом. Немало сестер стало жертвами микробов, но я потребовала к себе куда больше внимания. Обычная процедура общения с врачом велась посредством письменных сообщений, которые складывали в коробочку. Это работало хорошо, если врач забирал записки регулярно или если в деле не было срочности.

Когда, наконец, колики в животе добрались и до меня, я положила в коробку записку с описанием своих симптомов и стала ждать ответа. Я знала, что это глупо и даже неправильно – чем быстрее мной займутся, тем лучше, – но мне хотелось показать, что установленная система и правило молчания не предполагают возможности говорить что-либо вслух и напрямую. В конце концов, меня охватила злость.

Большую часть дня я провела в туалете или в его окрестностях. Была Пасха, и резиденцию переполнили посетители: повсюду царила невероятная суета, связанная с пасхальными церемониями. Я не ходила на молитвы, не появилась к обеду, но никто меня не искал.

Туалеты в «Стелла Марис» привлекали меня изображениями, которые я различала в узорах на сосновых дверях и стенах, подобно тому как облака иногда принимают знакомые формы. Я видела рычащего волка, дракона, нимфу, несколько лиц, деревья – самые разные образы, скрытые в древесных морщинах. Во время посещения уборной я восхищалась животными и феями, проступающими на сосновых досках, а потом решила нарисовать то, что вижу, и захватила в туалет свой альбом. И тогда случилось нечто невероятное: животные и феи исчезли! Это было очень странно – я видела их, а в следующее мгновение, когда я хотела их зарисовать, они пропадали, хотя я опускала глаза буквально на секунду. Они будто играли со мной в прятки. Я почувствовала себя очень глупо; возможно, в тот момент у меня уже была высокая температура.

Спазмы в животе усилились, и я часами шагала взад-вперед по пустынным коридорам и комнатам, пока все находились в храме. Внезапно появилась встревоженная и разгневанная сестра-врач. Наконец, спустя целых два дня, она получила мою записку и не могла поверить, что я попросту не зашла к ней и все не рассказала. Мы отправились в ближайшую комнату, где она расспросила меня о симптомах, а затем велела подождать ее. Вернулась она с матерью Клэр, у которой глаза были расширены от ужаса, и в результате меня немедленно изолировали в Нолле.

Нолл периодически служил монастырю гостиницей, но большую часть времени стоял пустым. Это четырехэтажное здание с винтовой лестницей, выстроенное из красного кирпича, находилось дальше всех других построек от главного особняка. Оно напоминало одно из тех высоких, загадочных строений, которые описывают в историях о призраках; каждый последующий этаж был меньше предыдущего, а маленькая комната на верхнем этаже вмещала только три кровати. Я должна была спать именно там, в комнате, больше похожей на чердак, где не было на окнах занавесок. Света тоже не было: лампочка уже давно перегорела, и никто не побеспокоился ее заменить. Впрочем, по ночам там было не слишком темно. Маяк на Северном Мысе регулярно освещал комнату надоедливым лучом.

В этом одиноком месте я оказалась единственной живой душой. Выходы на нижний этаж всегда были закрыты. Трижды в день послушница оставляла по ту сторону двери поднос с едой, иногда чистое белье. Однажды за анализом стула зашла врач, потом раз в два дня их начала забирать молчаливая сестра. Мне ни разу не сказали о результатах, зато под чайной чашкой на подносе периодически оставляли письменные приказы: «Вымой все лестницы», «Сегодня ничего не делай» или «Оставайся в постели», а однажды мать Мэри Джон интересовалась, не нужны ли мне какие-нибудь книги. Это говорило о том, что она хотя бы знает, где я нахожусь, и не забыла обо мне. Со мной была книга о жизни основательницы ордена, биография святой Терезы Авильской и устав. Я не знала, о чем просить, когда мне предоставляли выбор. Попросить какой-нибудь роман мне и в голову не пришло. В результате я получила жизнеописания святых.

Недели проходили, будто во сне. Понос давно исчез, но я невероятно ослабла. Мне так хотелось есть! Я могла бы съесть в три раза больше еды, чем мне оставляли под дверью.

Я понимала, что единственный человек, обладающий хотя бы крупицей веры в мою искренность, это я сама. Чувство было болезненным, но я привыкла подчиняться происходящему, видя в этом Божью волю. Я не рыдала, не жаловалась, никогда не проверяла дверь, чтобы посмотреть, могу ли я выйти или убежать. Я была абсолютно и пугающе послушна. Возможно, я позволила бы главе ордена убить меня или сделать с собой что-нибудь ужасное. Это не повлияло бы на мою невозмутимость.

Наконец, наступил день, когда мне сказали, что я могу вернуться в общину. Словно дух, я должна была покинуть пристанище теней, свой призрачный дом и вернуться в страну живых. Мир изменился. Всё казалось чересчур ярким! Все двигались слишком быстро! Мать Мэри Джон объяснила, что у меня подозревали заразную болезнь, но теперь опасность миновала. Судя по календарю, я провела в изоляции шесть недель.