Рыночные силы - Ричард Морган

– Не будь такой скорой на суждения, Карла. Как сказал Бенито, не стоит делать трехмерные выводы о том, что видишь на плоском экране.

– Да чтоб… – заскорузлый гнев так и не вылился в брань, слишком давно копился. Карла громко постучала по бокалу ноготками. – Папа, это тебе не телевизор, а чертово окно. И ты здесь живешь. Выгляни и скажи мне, что ты видишь? Может, соседи устроили ночное барбекю?

Эрик вздохнул:

– Нет, скорее всего, месть банды. Вероятно, они решили, что кто-то их сдал, сболтнул лишнее. То же самое произошло с квартирой миссис Маккенни прошлым летом, когда она запретила сыну участвовать в их делишках. Правда потом ему пришлось, поскольку понадобилась новая мебель. С психологией у бандитов – порядок.

Эрик отвернулся от окна, и в этом движении Карла увидела, насколько он устал. Пламя ее гнева вспыхнуло с новой силой. К горлу подступила тошнота.

Эрик, похоже, не замечал надвигающейся вспышки. Он подливал себе в бокал, а на его лице расцветала ироничная ухмылка под стать следующей фразе:

– Возможно, ребята решили повеселиться. Случайный выбор. Многие квартиры на вторых этажах пустуют дольше, чем я здесь живу. Детишки просто вламываются…

Он пожал плечами и глотнул.

– И выбрасывают вещи из окон!

Карла вдруг заорала на него, действительно заорала:

– А затем поджигают! Веселья ради! Господи боже мой, отец, ты сам себя послушай. Считаешь, это нормально? Ты умом, что ли, тронулся?

Воспоминания вспыхнули, как магниевая лента. Ей снова одиннадцать – она кричит на отца, пока тот объясняет, что он сделал и почему ей придется выбирать. Сцена выгорает так же быстро, как появилась, на сетчатке отпечатывается остаточное изображение прошлого, и ее вновь накрывает полумрак комнаты. Карла быстро поднимает глаза и замечает выражение лица Эрика – она знает, что он тоже вспомнил тот день.

– Прости, пап, – шепчет она.

Слишком поздно.

Он молчит, но ему и не нужно ничего говорить. Черными клочками, будто опаленные перья из подушки, которую использовали вместо глушителя, разлетается тишина.

– Пап…

На мгновение кажется, что Эрик закричит в ответ, но он сдерживается. Только смещается – это напоминает Карле движения Криса, когда тот неудачно потревожит травмированную во время гонки конечность. Эрик отходит и кивает самому себе, будто ее ор – глоток крепкого необычного виски. Карла подмечает, что отец пытается взять себя в руки, и знает, что ее ждет.

– Нормально? – он произносит слово с такой тщательностью, что грубость интонаций почти незаметна. – Пожалуй, в контексте того, что мы сейчас видели по телевизору, по сравнению с убийством, совершенным человеком, с которым ты делишь постель…

– Отец, прошу тебя…

Но голос Эрика перекрывает ее слова:

– Да, я скажу, что это нормально. Если честно, я бы даже назвал такой подход относительно здравым. Сожженную мебель можно возместить, а с сожженной плотью дело обстоит сложнее.

Она сознательно глубоко дышит, и напряжение в груди постепенно рассасывается.

– Послушай, отец, я не собираюсь…

– Конечно, всегда нужно помнить о двойных стандартах. Как бы сказал Мазо, преступление определяется тем, насколько преступник вышел за рамки своего социального класса и статуса в глазах общества. Степень – вот, что имеет значение…

– Да хрень это все, отец!

Однако гнев покинул Карлу, и теперь она чувствовала лишь подступающие слезы. Нелепо держалась за бокал руками одиннадцатилетней девочки и смотрела, как отец отстраняется, укутываясь в кокон политической риторики, чтобы скрыть боль.

– Сыновья и дочери могущественных мира сего покупают и продают наркотики среди своих, и делают это совершенно безнаказанно, потому что они слегка выходят за рамки разрешенного их классу; пустые обещания действовать согласно букве закона должны даваться, чтобы все стадо могло и дальше спокойно пастись. Но стоит какому-то пацану из Брундтланда войти в их сказочное королевство и поступить так же, как на него обрушится вся кровавая мощь закона, а дело в том, что он решил, будто имеет право вести себя, как остальные, забыл о своем месте. Это недопустимо.

– Папа, – Карла попыталась снова, на этот раз голос ее прозвучал глухо и тревожно. – Прошу тебя, взгляни еще раз вниз. Забудь, чья вина. Не думай о политике. Просто скажи – ты считаешь, этим ребятам есть дело до того, что ты пишешь? Думаешь их вообще что-то заботит?

– А моего зятя? – Эрик не стал смотреть в окно, но в его глазах отражались отблески пожара. – Крису есть дело до трупов, которые остались лежать на шоссе сегодня? Или до тел, которые они будут штабелями складывать на улицах Пномпеня через год? Знаешь, о чем я жалею, Карла? О том, что ты вышла за этот гребаный кусок дерьма в костюме, с которым спишь. Лучше бы выбрала себе одного из этих наркодилеров внизу. По крайней мере, для них я могу найти оправдание.

– Отлично, пап.

Оскорбления в адрес Криса вновь разозлили ее. Придали сил.

Голос Карлы прозвучал холодно и ровно.

– Наконец тебе хватило смелости сказать мне это в лицо. Человек, который платит за твою квартиру, а на прошлое Рождество купил тебе кухонный гарнитур, – кусок дерьма. Думаю, понятно, кто я в таком случае.

Карла поставила бокал на кофейный столик и направилась к двери. Она видела, как Эрик рефлекторно поднял руку в ее сторону, когда она проходила мимо, но проигнорировала жест.

– Куда ты?

– Паковать вещи, отец. А после, если кто-нибудь из твоих угнетенных пролетариев не ограбит и не изнасилует меня по дороге, я собираюсь домой.

– Мне казалось, ты не хочешь оставаться дома одна.

Он произнес последнюю фразу угрюмо, но за недовольным тоном крылись тревога и сожаление. Негодующая Карла вдруг поняла, что именно это она хотела услышать. Внутри нее забурлила радость.

– Не хочу, – подтвердила она. – Но лучше сидеть одной, в спокойном и безопасном месте, чем с тобой в этой дыре.

Карла произнесла последнюю фразу, не оборачиваясь.

В том не было нужды.

Однажды Крис сказал ей: не всегда требуется собственными глазами видеть, что ущерб нанесен, порой понимаешь и так – просто чувствуешь, после нужно лишь отстраниться.

Карла пошла собираться.

Пока Крис ждал свой двойной капучино у стойки в кафе «У Луи-Луи», до него дошло.

Накануне он до поздней ночи проверял все возможности, а когда отправился в кровать, Карла уже спала. Это почти вошло у них в привычку. Работая над камбоджийским контрактом, Крис все чаще задерживался в «Шорн» допоздна. Занятия по самообороне и тренировки на стрельбище пришлось перенести на время ланча, отчего день становился еще длиннее. На неделе Карла приезжала домой раньше него на два, три, а то и на пять часов, – они уже не пытались поужинать вместе. Крис доедал то, что Карла готовила для себя, затем обрывочно пересказывал ей, как прошел день. Вместе они теперь лишь загружали посудомоечную машину. После одна из них отправлялась наверх почитать, а второй околачивался в гостиной и забавлялся с консолью развлечений.