Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман

же золотистой ткани, что и у супруги Ричарда, если бы в это время спала с монархом? Елизавета знала ответ, ибо знала свою дочь. Бесс просто не была способна на подобное двуличие и не сумела бы совершить предательство по отношению к умирающей, столь мало мучаясь от угрызений совести. Нет, если они с Ричардом и были в чем-то виновны, то только в глупости, в обращение в игрушки в руках людей, схожих с Бреем.

Елизавета на краткий миг позабавила себя мыслью о выполнении угрозы - о походе к Ричарду с тем, что сказал ей Брей. Искушение было огромным. Получив предостережение, Ричард сможет лучше сохранить Бесс от сплетен, и, указав ему на опасность, Елизавета сделает короля своим должником. Что знаменательнее всего, ей удастся заставить Брея умереть смертью предателя, корчась в продолжительной агонии. Но, отдав Брея Ричарду, Елизавета утратит всякую возможность сделать Бесс королевой. Сделать этого она не сможет. Не сможет отказаться от последнего призрака надежды, как бы невероятно или натянуто не казалось, что Тюдор способен однажды добиться короны Англии и сделать Бесс своей супругой. Более того, как ей разорвать все связывающие с ним узы, пока при французском дворе находится Том, являя собой гарантии продолжающегося сотрудничества матери?

Ко времени возвращения к собору Святого Павла Елизавета уже приняла решение. Она сразу же отправится в Вестминстер - к дочери. Бесс необходимо предупредить, как легко языки склоняются к сплетням, заставить увидеть, как несправедливо действует в жизни система высшей меры, мало ценящая невинность, но превозносящая внешнюю оболочку.

Оставив одного из слуг с лошадьми, Елизавета велела другому нанять лодочника, чтобы отвезти их вверх по реке в Вестминстер. Когда они причалили к Королевской пристани, уже совсем стемнело. Внутренний дворцовый двор был залит светом множества факелов и заполнен ожидающими людьми. Бывшая королева обнаружила, что наблюдает за морем зевак, тут же обругав себя дурой, напрочь забывшей о сегодняшнем кануне Богоявления.

Как часто они отмечали это с Недом, - в завершение рождественских празднеств, с большим размахом, придворным весельем и пирами. Поэтому Ричарду с Анной тоже пришлось встречать эту Двенадцатую Ночь - с роскошным банкетом в большом зале Вестминстера. От Бесс и Сесилии Елизавета знала, - Анна бросила вызов врачам, упрямо настояв на председательстве на рождественских пирушках наравне с Ричардом. Из протекающего рядом разговора Елизавета поняла, что королевская чета собиралась ненадолго появиться перед терпеливо ожидающим своих монархов народом.

Она вдруг осознала, что оказалась подхвачена толпой и, против воли, понесена, тогда как другие пытались отвоевать свое место обманом. Ослепленные огнем факелов глаза Елизаветы, словно мотыльки, были притянуты к мерцающему золоту короны Ричарда. Ставшая физической боль ударила как раз под ребра, - глухое тяжелое томление по когда-то ей принадлежавшему и безвозвратно утраченному сейчас, и все из-за того, что Нед посовестился убить попа.

Возле Елизаветы с сочувствием щелкала о зубы языком респектабельного вида дама, повторяя: 'Ох, бедный ягненочек!' Бывшая королева оторвала взгляд от Ричарда и впервые обратила внимание на Анну Невилл, невольно совершив резкий вздох.

На протяжении нескольких недель она знала, - болезнь Анны считают смертельной, но, тем не менее, испытала потрясение, так ясно прочитав приближающийся конец, который был выгравирован на лице молодой женщины. Скулы запали, внезапно выступив вперед и окрасившись обманчивым румянцем, глаза провалились, приобретя лихорадочный блеск и притягательность. Для Елизаветы симптомы являлись безошибочными, - на счету присутствовал личный опыт знакомства с чахоткой, - ей выпало видеть, как от болезни сгорел юный кузен первого мужа.

Чахотка появлялась под многими обличьями, получив также известность как туберкулез, чахоточная лихорадка и Белая Чума, но Елизавета считала, что наименование изнуряющей лихорадки подходило недугу больше всего, исчерпывающе описывая судьбу ею пораженных. Иногда болящие испытывали значительную боль, но в остальных случаях она отсутствовала. Юный кузен супруга Елизаветы относился к числу последних, вплоть до самого последнего мига подвергаясь сравнительно малым страданиям. Он просто неумолимо становился слабее, пребывая в удивительно приподнятом душевном состоянии даже на смертном одре и обманывая себя надеждами на выздоровление еще долго после того, как окружающие узнали о вынесенном ему приговоре. Этот феномен был столь характерен для чахоточных, что доктора могли приписать его лишь относительному отсутствию боли. По мнению Елизаветы, подобное являлось одним из худших вариантов ухода, - чума, проказа, гнойная ангина - внушали ужас, но чахотка до сих пор оставалась самой пугающей болезнью, ибо почти всегда имела роковой финал.

Глядя сейчас на Анну, бывшая королева думала, - было бы чудом, если бы та пережила Великий Пост, - и злорадствовала. Радость Елизаветы вызывала обреченность Ричарда на утрату любимой жены и на вынужденность беспомощного наблюдения за неуклонным угасанием ее жизни. Пусть полюбуется, какое счастье сможет теперь извлечь из этой инкрустированной драгоценностями короны, которой следовало принадлежать сыну Елизаветы.

Наравне с Ричардом, Анна тоже носила на голове корону, склоняясь назад под ее тяжестью и держа ровную осанку с помощью только крайнего упорства и потрясающей силы воли. Внезапно она оступилась, по толпе прокатился шепот. Ричард обернулся, подхватив Анну под локоть как раз тогда, когда она начала кашлять.

'Бедный ягненочек', - повторила соседка Елизаветы, и другие вокруг стали на все лады это повторять, но, при всем их сочувствии, оно приносило вред, словно само человеческое волнение также было разыгрываемо, - игра в страсть, воплощаемая в жизнь в отблесках факельного света и способная вызвать жалость, изумление и домыслы о возмездии, искуплении и таинственных действиях Всемогущего.

Охватившая Анну судорога кашля спала, но женщина прильнула к Ричарду так, словно она истощила оставшиеся у нее силы, и столь основательно оперлась о его кисть, что поддержка супруга казалась единственным средством, помогающим ей устоять на ногах. Представлялось, - чета позабыла обо всем, кроме друг друга, и на толпу, узревшую этот миг душевной близости, произошедший перед сотнями зачарованных свидетелей, снизошла тишина. Ричард приподнял лицо Анны и прикоснулся к ее лбу губами, а когда она спряталась в бархат его накидки, провел ладонью по распущенным каштановым волосам, свободно струившимся по спине, как предписывалось лишь невинным невестам и королевам.

От монаршего окружения отделился пожилой человек в длинном темном одеянии, - Елизавета узнала в нем доктора Хоббиса. Теперь люди осознали, что Ричард намерен проводить Анну обратно во дворец, и на поверхность начал выходить разочарованный ропот, - многие часами стояли на