Королевишны #3колбаски - Клементина Бове

– Не знаю. Может, в уродстве: дурнушки взрослеют быстрее.

И как это когда-нибудь случается впервые с каждым, нам предлагают футболки от спонсора.

От производителя свиных колбас в вакуумной упаковке для супермаркетов.

– Мы как раз начинаем заниматься кровянками, – объясняет нам их пиарщица, истинная парижанка, в туфлях на высоких каблуках и со связками дурацких футболок на каждой руке.

Ну, это здорово, но мы-то торгуем кровянками Реймона с бурк-ан-бресского рынка, а не Жюстина Бриду!

– Разумеется, контракт предполагает финансовое вознаграждение, которое мы можем обсудить в стороне от камер…

Жестом рефери Солнце протягивает свою могучую руку между мной и колбасной леди:

– Простите, мадам. Как ответственный за этих девушек, я категорически против того, чтобы их использовали как ходячую рекламу.

Уверена, это высказывание ещё будет отмечено и интерпретировано. Мы ещё прочитаем в вечерних сводках про это решительное НЕТ промышленным гигантам в защиту местных производителей («Скажите, девушки, ваша велоэпопея – это способ привлечь внимание к продукции регионов?»).

– Мирей, я устала, мне жарко. Мы уже можем ехать?

– Да, Хакима, скоро поедем.

– У меня там… как-то много сегодня.

– Скоро пройдёт.

Размякнув от жалости, я сжимаю её в объятиях. Выезжаем мы под дождём, у которого раздвоение личности: никак не решит, кто он – ливень или мелкая морось. Да и идёт он будто из ниоткуда – небо безоблачное; я уже подозреваю, не прячется ли за деревьями тот маловоспитанный тип с огромным шлангом и насадкой для душа. Зато через каждые десять минут, когда на смену крупным каплям приходит водяная пыль, мы едем под ослепительными радугами, и это полный психодел: на вид как безвкусная галлюцинация.

Крутя педали, я думаю о Филиппе Дюмоне, экий лапочка! Впрочем, не стоит обольщаться – небось хочет отжать мою комнату на первом этаже для своего родного сыночка, когда тот родится… Его сын, его кровиночка, законный отпрыск небесной красоты. «Мирей, ты же не против поспать в чулане под лестницей, чтобы у Жака-Орельена была своя комната?» Да уж, смешно будет, совсем как в «Гарри Поттере»! Ну, если он задумал подложить мне такую свинью…

Но по правде, я не думаю, что он задумал подложить свинью. Уже долгие годы он добр ко мне просто так. Уже долгие годы он усердно дарит мне подарки, которые я ломаю и выбрасываю. Зачем он всё это делает, когда я просто кукушкино яйцо, этакий тролль, нежеланная и нежелательная дочь, которая только портит его американское счастье, – садовый гном в его райском саду? Филипп Дюмон однозначно… странный человек.

Не знаю, может, это, конечно, эндорфиновая эйфория, но после обеда мы все три в прекрасной форме. Астрид болтает с Хакимой через мою голову – рассказывает ей случаи из жизни у сестёр, из своего шведского детства.

– …В итоге мы два часа следили за ней и видели, как она вошла в особняк капитана! У них там… была связь! Представляешь, вдовец, семеро детей!

Хакима отпускает руль и в ужасе закрывает руками рот.

– И что было дальше?

– Она оставила монастырь. Мы потом все были на свадьбе.

– Уф-ф, всё кончилось хорошо.

Хакима любит истории с хорошим концом. И в запасе у Астрид таких ещё много. Про маленького щенка, за которым она должна была смотреть, а он убежал в горы, но она тем же вечером его нашла. Про то, как однажды заклятый враг выкрал её дневник, но так и не смог открыть. Про то, как отец её бросил и вернулся в Швецию, но через неделю она открыла для себя «Индокитай» и переслушала все песни по пятьдесят раз, так что могла уже сама крутить их в голове перед сном.

– Всё-таки это не одно и то же, – мягко возражает Хакима. – «Индокитай» и отец.

– Как правило, «Индокитай» лучше, – жёстко возражает Астрид. – «Индокитай» по крайней мере говорит со мной.

Уф, Хакима спокойна: Астрид счастливее с «Индокитаем», чем с отцом, значит, всё кончилось хорошо. Опять.

Ну а ты, двуличный читатель?

Какой развязки нашему приключению ты ждёшь? Может, ты хочешь, чтобы Мало сжёг наш прицеп, чтобы мы не добрались до Парижа и были наказаны за то, что такие жирные и уродливые? Или ты из тех, у кого нежная, чувствительная душа? И ждёшь, что мой истинный папа упадёт на колени и скажет: «Прости, меня, Мирей, кровяночка моя! Я не отвечал на письма, но я всё время думал о тебе. Вот твои сводные братья, Жоэль, Ноэль и Ситроен, расцелуй же их от всего своего доброго сердца!»

Чего бы ты больше хотел, читатель?

Кстати, о Жоэле: он, как джентльмен, разразился твитом в нашу поддержку. В 23 года он поддержал свою сводную сестру… правда, не зная о том. А если б он знал! Если б знал! Я видела его физию в кружочке рядом с ником. Он не унаследовал отцовское уродство – скорее похож на мать, те же чёрные вьющиеся волосы. Очки в черепаховой оправе, хороший парижский лицей, Институт политических исследований.

Думаю, я бы не хотела в хороший парижский лицей и в этот политический институт. У меня тогда не было бы времени гладить Колобульку и писать бездарные стихи, к тому же там постоянно надо работать или встречаться с детьми других важных людей. Нет… хорошо, что мы здесь. В дороге есть что-то гипнотическое, успокаивающее. И переднее колесо уверенно режет её надвое.

Когда я увижу тебя, Клаус, спрошу ли я шутки ради, можно ли и мне отхватить пару комнат в Елисейском дворце и пойти в хороший парижский лицей? В конце концов, я первая в классе! «Мирей далеко пойдёт».