Арабские звезды сияют ярче - Лариса Павловна Соболева

– Идем, посмотрим, на тайны простого доцента, жившего на столь широкую ногу, что раздирает любопытство, как ему это удалось.

Сейф большой. Нет, очень большой. И сделан по последнему слову техники – с двойным кодом, наглухо припаян к стене, плюс запаян в железный футляр, плюс скрыт от случайных глаз шкафчиком из дерева, плюс расположен в гардеробной за стойками с одеждой. Как сказал один опер – хрен найдешь. Но нашли и вскрыли, на то он и обыск.

Внутри сейфа четыре полки. На нижней – папки явно с бумагами, на средней – шкатулки, на третьей два пистолета, на четвертой – пачки денег, перетянутые резинками. Оперативник из группы, вынимая пачки и складывая на поднос для посуды, который держал его коллега, вел счет:

– Евро… Еще евро… Доллары… Нет, отдельно положи, по кучкам, тут намечается третья кучка – рублики, еще и еще… Пятитысячные. Чую, денежки нажиты непосильным трудом. Еще доллары… Охренеть!

– Куда это? – спросил тот, который держал поднос.

– В гостиную, – ответил Павел. – А тут что?

Феликс достал шкатулку, открыл и присвистнул:

– М-да, Павел Игоревич, мы здесь надолго. Я пошел звонить Насте.

Всего три шкатулки, инкрустированные цветными породами дерева и с росписью. В самой большой хранились драгоценности, да не мелочь, которой заполнены ювелирные салоны, а серьезные украшения с крупными камнями. В шкатулке чуть поменьше – часы в коробочках, да, одни часы в дорогих оправах, это видно и невооруженным глазом, всего семь штук. Третья небольшая, в ней хозяин хранил монеты, само собой, злотые, среди них оказались навскидку исторические, во всяком случае, датированы семнадцатым и восемнадцатым веком, большая часть – современные, выпущенные к определенным датам.

– Начинайте опись, – распорядился Павел. Видя кислые выражения оперативников и их главного, он вздохнул, добавив: – Сочувствую, но ничем помочь не могу. Идите, мы сейчас тоже подойдем.

К этому времени вернувшийся Феликс достал из сейфа две папки, открыл и поднял брови:

– Паша… я ничего не понимаю, но… посмотри! Это что?

Павел наклонился, дабы лучше рассмотреть, свет в гардеробной тускловатый, однако Феликс заметил, как и у него брови поехали вверх. Опер закрыл папку, сверху положил вторую и раскрыл… На этот раз Павел, выпрямившись, глядя сверху вниз на содержимое второй папки, сказал:

– Кажется, мы, сами того не желая, попали в десятку.

– Что ты имеешь в виду?

– Что-то мне подсказывает, в твоих руках ключ к нашему делу.

– Выходит, гость…

– Верно, – согласился Павел. – Видимых следов убийства нет, но, судя по дворцовому интерьеру и находкам, Орлик собирался жить лет эдак триста…

– И наверняка следил за здоровьем, чтобы не дать дуба. Иначе все это… – обвел рукой библиотеку Феликс, но ясно, что он имел в виду всю богатую квартиру Орлика, – не имеет смысла. Зуб даю, толстяка прикончили.

– Не будем торопиться, а подождем результатов вскрытия.

– Ага, ага, – ухмыльнулся Феликс, перебирая книжки, они находились в библиотеке. – Марихуана тебе вскроет и закроет. Позвони Покровскому и попроси проконтролировать. Сейчас звони!

Поскольку Феликс встал перед Павлом в позу торговки, защищающей свой товар на рынке – поставив кулаки на пояс, приподняв задиристо подбородок, следователю пришлось подчиниться. А ведь не хотелось демонстрировать недоверие к Ольге, проницательный опер угадал, что деликатность Терехова находится в нерешительности и посоветовал:

– Скажи, женщина, а тут вонючий труп… фу-фу-фу! Одна надежда на него, родимого.

– Леонид Львович? Это Терехов Павел, добрый вечер… Я с просьбой. Помогите Оле, у нас труп, не думаю, что ей будет приятно возиться… Да, протух немножко. А нам очень нужно знать, от какой напасти он внезапно умер… Спасибо, Леонид Львович, от вашего исследования зависит наше расследование. (Феликс бесшумно зааплодировал.) Ну, что? Оформляем папки как вещдоки и забираем с собой, завтра разгребать будем.

В гостиной они увидели картину, достойную слез: на двух невысоких столах раскладывали купюры двое молодых людей с жалким видом, уже и так поздно, а предстоит… страшно сказать, какая нудная и долгая работа. Кроме пачек с валютой и рублями на очереди ювелирные изделия, которые предстоит описать каждое изделие в мельчайших подробностях – это не купюры разложить и посчитать, это хуже. Опись сделать нужно сегодня. Со скучающими лицами сидели на стульях и двое понятых, к ним подошел Павел, его интересовал на данный момент главный вопрос:

– Скажите, видеокамеры в подъезде установлены?

– Нет, – ответил мужчина. – У нас в подъезде люди считают, что им нечего опасаться, из-за нашего барахла квартиры вскрывать вряд ли станут.

– Жаль, – огорчился Павел.

– Раньше здесь жили большие люди по тем временам – профессора, высокопоставленные чиновники, главные инженеры заводов, а мы уже так. Наши квартиры не котируются, сейчас строят круче, покупают богатые, там есть чем поживиться.

Павел подошел к Феликсу, тот сидел на диване и возился с папками, в это время раздался стон оперативника, раскладывающего купюры:

– Интересно, где можно столько бабла натянуть? Доцент в институте за экзамены взятки брал?

– Брось, – сказал второй опер из группы. – На студенческие подачки столько не наскирдуешь.

– Нам тоже интересно, – сказал Павел, вытащив из-под двух фотографий третью. – Очень интересно.

Со снимка на него смотрела сияющая и юная Анна Гришак в красочных арабских одеяниях.

Часть пятая

Цену имеет все

Фуджейра поздним вечером неизменно светилась огнями, будто там вечный праздник, а город хорошо виден из особняка с излюбленного месте Маши и Полины. Днем температура держалась на одном уровне – 37 градусов, близость моря превращала жару в парилку, а это только начало лета. Особняк охлаждался кондиционерами, однако Полина с Машей поднимались на облюбованную крышу и проводили вечера там, ночи здесь прохладнее, если не считать повышенную влажность, сводившую на нет комфорт ночей.

– Так бывает не всегда, – уверяла Полина. – Как и во всем мире, год на год не приходится, в прошлом году влажность составляла чуть выше пятидесяти процентов.

– А в этом все сто двадцать, да? – обмахиваясь тряпичной салфеткой, пошутила Маша.

– Ты почти угадала, – рассмеялась хозяйка. – Восемьдесят.

Запрокинув за голову руки и вытянув ноги, Полина полулежала в кресле, устремив взгляд далеко-далеко в небо, Маша наблюдала за ней. Что там звезды, они везде одинаковы (по ее мнению), а вот люди… люди настолько разнообразны, хитры, лживы, что угадать в них дьявольскую сущность мало кому удается. И это при том, что каждый злодей невольно подает знаки – кто он есть на самом деле, мелкие знаки, наверное, поэтому их пропускают люди великодушные. Потому что не хочется верить, заглянув дальше оболочки, что мелкий проступок открывает подлую натуру, за это плата – ошибки, ломающие судьбы, иногда и жизнь. Ошибаясь в близких, обманувших доверие и любовь, человек теряется, больше никому не верит, а то и ненавидит весь мир, пополняя армию злодеев или равнодушных. Но вдруг, словно подарок высших сил, появляется Полина, или кто-то другой – неважно, и этот человек снова ломает мироощущения, доказывая, что белый свет не без добрых людей. Как ни странно, вторые более непостижимы, чем явное зло, которое примитивней, доступней, но умеет обманывать. Об этом Маша думала всякий раз, когда смотрела на Полину, не решаясь задать ей тьму вопросов, а сегодня осмелела:

– Поля, скажи, почему ты все это делаешь?

– Что именно? Не понимаю, ты о чем?

– Всех нас