Не разлучайте нас - Моника Мерфи

– Кто-нибудь когда-нибудь слышал твой рев? – спрашивает он глубоким бархатным голосом, от которого у меня мурашки.

Я медленно качаю головой:

– Да нет. Я довольно тихая.

– Со мной ты не тихая.

От такого наблюдения я задумываюсь. Итан прав. Он задает как раз такие вопросы, от которых я расслабляюсь, хотя собиралась быть сегодня настороже. Вовсе не хотела так перед ним раскрываться. Думала, мы поедим, поговорим о погоде, о последних новостях, и этим все закончится.

Вот что происходит с теми, кто никогда не был на свидании. У меня нет ни малейшего понятия о том, что надо делать, что говорить, что скажет другой человек. И это невозможно проконтролировать. От этой мысли я испытываю легкую панику. Меньше всего я хочу потерять контроль.

Решаю не обращать внимания и рассказать о другой любимой песне Кэти Перри.

– «Темная лошадка», – говорю я, – тоже обожаю.

Он приподнимает одну бровь то ли надменно, то ли скептически. Но ему идет.

– Серьезно?

Я киваю:

– И еще я очень любила «Мечту подростка».

– Что?

– Песня Кэти, вышла пару лет назад. «Мечта подростка».

Боже, как я ее любила. Когда никого не было рядом, впрочем, довольно редко я пела ее во все горло. Пела в душе, бормотала себе под нос, сидя с мамой и Бренной в машине.

Слова этой песни запали мне в душу, потому что, хоть я и была тогда подростком, но находилась далеко от подростковой мечты от том, чтобы мальчик положил свои руки на мои обтянутые джинсами бедра, как пелось в песне.

Но когда я слышала ее, тосковала о чем-то подобном, хотя это и пугало меня до смерти.

– Да, припоминаю эту песню, – улыбается он. – Они заиграли ее в конец.

– Я все еще люблю ее.

– Тебя звали так, когда ты была маленькой? – И, увидев мои удивленные брови, он продолжает:

– Кэти.

– А. – Уже очень давно никто не называл меня этим именем. Я даже не поняла, что у нас с Кэти Перри одинаковые имена. – Да, когда я была ребенком.

– А теперь тебя так не называют?

Я качаю головой.

– Кэт?

Я морщу нос.

– Кэтри?

– Прекрати. – Я смеюсь.

– Все зовут тебя только Кэтрин?

– Обычно да.

– Но это так официально. – Его глаза изучают меня и, кажется, видят насквозь. Я даже не знаю, заерзать ли мне от неловкости на стуле или сесть ровно, чтобы он все увидел. Старые шрамы и весь этот рев в темноту. – Думаю, тебе очень подходит имя Кэти.

Мне нравится, как он произносит его. От нежного голоса Итона все эти бабочки волнения, которые поселились у меня в животе, начинают порхать.

– Можешь звать меня так, если хочешь. – Я сама не верю, что говорю это. Кэти – часть прошлой жизни. Понадобилось время, чтобы все перестали меня так называть. Я больше не хочу быть Кэти Уэттс. Это имя знал весь мир.

Мне нравится Кэтрин. Оно звучит как чужое имя. Такое сложное, взрослое, не похожее на меня. Я перестала чувствовать себя собой. Стала новым человеком.

– Я хочу. – Слово «хочу» он говорит настолько чувственно, что ощущаю волну удовольствия вдоль позвоночника. Итан смотрит очень серьезно, но его взгляд озаряется каким-то новым светом. Как будто он выиграл первый приз и теперь торжествует.

– Я очень этого хочу, – пауза, – Кэти.

От его слов, от того, как он смотрит на меня, по телу разливается тепло. Кажется, я смогу к этому привыкнуть.

Да кого я обманываю – уже привыкла. Слишком быстро. Если я не буду осторожна, этот человек сделает мне больно. Так бы сказала Бренна. Она бы предупредила меня, чтобы я не подпускала его слишком близко.

Но сейчас я хочу ослабить все эти веревки контроля, которыми так сильно себя опутала. Отбросить в сторону предосторожности, за которые держалась все время, и… просто посмотреть, куда меня это приведет. Куда Итан приведет меня.

Этого мне хочется больше всего на свете.

Итан

Сейчас

Мои нечистые планы на Кэти нарушаются настоящей пощечиной от действительности. После ужина с ней я чувствовал себя на высоте. Дал ей раскрыться, увидел ее настоящую. В разговоре мы дурачились – то, что она слушает Кэти Перри, конечно, уморительно, – но она говорила честно. Дала мне заглянуть внутрь себя, и это все, чего я хотел.

Было ли мне достаточно? Нет, я – эгоистичный ублюдок. Теперь, когда я вошел во вкус, когда меня раздразнили соблазнительной картинкой, я хочу стать еще ближе. Я хочу ее, настоящую и открытую, готовую дать мне то, чего я так жажду – себя.

На следующее утро после ужина в ресторане я собирался писать ей СМС уже в восемь часов утра. Смешно. Нужно быть терпеливым, подождать. Поспешность мне не поможет, всегда надо помнить об этом. Если я налечу на нее со всем напором, она испугается, и это нанесет непоправимый ущерб нашей хрупкой дружбе.

Я зашел в районное почтовое отделение, где у меня абонентский ящик на имя некоего Уильяма Монро. Такого человека больше нет, я позаботился об этом. Однако прежде, чем окончательно сменить имя, открыл абонентский ящик по старому паспорту. На всякий случай, подумал я тогда. Мне казалось, что это лучший способ дать отцу возможность писать мне, чтобы он не узнал о существовании нового меня. Отец ничего не знает о том, что я сменил имя и где живу.

Об этом я тоже позаботился.

И абонентский ящик пригодился. Вот уже пять лет, с тех пор как я официально сменил имя, он служит мне. Содержать его не так уж дорого, и он полностью себя окупает. Да, иногда я получаю письма из тюрьмы. Еще от разыскивающих меня журналистов. Однажды мне написал издатель, который хотел услышать историю с моей стороны.

Всем им я отказал. Не знаю, как они нашли этот адрес – номер абонентского ящика не находится в общем доступе, но и специально засекречивать я его тоже не стал. Но то, что Итан Уильямс – это и есть Уильям Монро, не знает никто.

Ни одна живая душа.

Примерно раз в месяц я захожу на почту и проверяю свой ящик. Прихожу в обеденный перерыв, когда посетителей почти нет. Проскальзываю к своей дверце, оставаясь незамеченным. От отца я ничего не получал уже больше полугода, даже, пожалуй, год. Черт, не могу даже вспомнить, когда он последний раз писал мне. Так хорошо было ничего о нем не слышать все это время. Его путаные разглагольствования очень утомляют.

Я выгребаю из ящика пачку макулатуры: газеты, объявления, реклама автострахования, но среди всей этой разнородной макулатуры есть-таки одно письмо для меня. Сразу узнаю его нацарапанные от руки каракули.

Сдерживая в себе отвращение, выбрасываю макулатуру в ближайшую же мусорную корзину и бессмысленно смотрю на письмо с издевательским обратным адресом. Затем захлопываю металлическую дверцу ящика, резко выдергиваю ключ и кладу в карман. Опустив голову, тяжело дыша, я выхожу из здания почты.