Друзья, любовники, шоколад - Александр Макколл Смит

Какое-то время обе молчали. Роуз возмущенно смотрела на Изабеллу, та опустила глаза в стол.

– Да, я совершила чудовищную ошибку, – проговорила она наконец. – Позволила себе сделать поспешные выводы. Простите меня, пожалуйста, за бессмысленно причиненные вам огорчения. Я не могла подумать… даже не подозревала.

– Оставьте! Никакого вреда вы не нанесли, – вздохнула Роуз. Но закончить на этой ноте не захотела: – Я только попрошу вас хорошенько разъяснить все вашему другу. Мы не причастны к его операции. Она нас решительно не касается.

– Мне очень неловко, – грустно кивнула Изабелла. – Я ринулась в бой, не проверив всех фактов.

– Давайте забудем все это, – предложила Роуз. – Случилось небольшое недоразумение, и только.

Больше им нечего было сказать друг другу. Роуз медленно поднялась, кивнула Изабелле и двинулась к выходу. Вышла, даже не обернувшись. А Изабелла, сложив свою газету, с чашкой в руках направилась к стойке.

– Что-то случилось? – спросила Кэт, движением головы указывая на дверь. – Кто эта женщина?

– Случилась неувязка, – ответила Изабелла. – И виновата в ней я. С моими вечными фантазиями.

Со склонностью к необоснованным предположениям. К вмешательству в чужие дела. Вот оно как, моя дорогая.

– Не слишком ли ты строга к себе? – спросила Кэт. Она давно привыкла к самокритичности Изабеллы, к ее склонности дискутировать с самой собой на темы морали, а если кто-то окажется рядом, вовлекать в эти дискуссии и его. Но на этот раз недовольство собой, звучавшее в голосе тетушки, было серьезнее, чем обычно.

– Нет, все наоборот: я недостаточно строга к себе, – отрезала Изабелла. – Мне пора отказаться от глупого убеждения, будто, услышав чью-то историю, я должна тут же в нее ввязаться. Сколько раз я так поступала! Но больше не буду.

– Не будешь? – недоверчиво спросила Кэт. – Уверена, что не будешь?

– Нет, не уверена, – созналась, помолчав, Изабелла. – Не уверена. Но постараюсь.

Услышав это, Кэт заливисто рассмеялась, а Эдди, слышавший их разговор, поднял голову и, посмотрев на Изабеллу, тихо промолвил:

– Вы очень хорошая. Не старайтесь меняться. Но Изабелла этих слов не расслышала.

На звонок Томазо ответила Грейс, и, вернувшись домой, Изабелла нашла на столе оставленную ей записку на карточке, какие служили Изабелле закладками в рукописях и охотно употреблялись Грейс, чтобы быстренько нацарапать сообщение для хозяйки. Изабелла терялась в догадках, почему домоправительница не использует обычный клочок бумаги, но, поскольку Грейс была натурой чувствительной и самый невинный вопрос могла счесть за выпад, раз и навсегда отказалась от идеи найти объяснение. Грейс написала:

Звонил исключительно обаятельный мужчина. Том. Фамилию не расслышала. Иностранец. Позвонит в три. Никогда не слышала, чтобы так разговаривали. Но будьте осторожны.

Между тем Грейс еще не ушла и работала наверху. Услышав шаги Изабеллы, она спустилась по лестнице и, приоткрыв дверь кабинета, заглянула к хозяйке.

– Нашли записку?

– Да. – Изабелла кивнула. – Спасибо. Его зовут Томазо. Он итальянец.

– Мне понравился его голос, – загадочно усмехнулась Грейс.

– Да, он очень… – Изабелла на минуту задумалась. – Впрочем, иначе не скажешь: очень сексуальный.

– Что ж, в добрый час! – одобрила Грейс.

– Не знаю, не знаю, – с сомнением покачала головой Изабелла. – А впрочем, возможно.

Раскрыв дверь, Грейс вошла в комнату.

– Только вот не настраивайтесь на поражение. Почему, собственно, вам не найти себе пару? Вы очень привлекательная женщина. У вас душа хорошая. Вы нравитесь мужчинам. Да-да, не возражайте, нравитесь! Им нравится разговаривать с вами. Я сама это видела.

– Разговаривать-то им нравится, – вздохнула Изабелла. – Но этим все и заканчивается. Тут они ставят точку. Похоже, я вызываю у них легкий страх. Мужчин отталкивают думающие женщины. Они уверены, что думать надлежит только мужчинам.

Грейс медленно обмозговала сказанное.

– Не уверена, что вы правы, – изрекла она. – Конечно, есть и такие мужчины, но есть и другие. Возьмите хоть Джейми. Да! Взгляните-ка на него. Ведь он готов целовать землю, по которой вы ступаете. Это видно даже слепому. – Она помолчала. – Жалко, конечно, что он еще паренек.

Изабелла прошла к окну и задумалась, глядя в сад. Неожиданный поворот разговора смутил ее. Обсуждать мужчин в целом – это пожалуйста, но обсуждать Джейми немыслимо. Все еще слишком свежо, рана может открыться.

– А вы-то сами, Грейс, как? Какова роль мужчин в вашей жизни?

Она никогда не заговаривала с Грейс об этом и совершенно не представляла, какой будет реакция домоправительницы. Обернувшись, она увидела, что вопрос, к счастью, не оскорбил Грейс. И это позволяло высказаться определеннее:

– Несколько дней назад вы говорили, что познакомились с кем-то на спиритическом сеансе. Помните?

Грейс взяла со стола карандаш и принялась рассеянно вертеть его в руках.

– Разве я говорила такое? Может, и говорила.

– Да, говорили, – заверила Изабелла. – Вы рассказали мне о нем, а после, думаю, я видела его на сеансе. Он сидел за нами. Приятного вида мужчина, потерявший жену. Это ведь он?

– Возможно. – Грейс теперь очень внимательно изучала кончик карандаша.

– Ну так послушайте. Он очень приятный. И вы ему нравитесь. В этом я абсолютно уверена.

– С ним легко разговаривать, – произнесла Грейс. – Он из тех, кто умеет слушать. Мне всегда это нравилось. Он джентльмен.

– Да, – подтвердила Изабелла. – Он джентльмен. Хорошее слово, правда? Сейчас почему-то его стараются избегать. Считают, наверное, что от него отдает снобизмом. Согласны?

– Может, и так. – Грейс положила карандаш на стол. – Но не думаю, что это правда. Ведь джентльменов можно встретить повсюду. Неважно, из какой они семьи или чем занимаются. Любой может быть джентльменом. И джентльмен вызывает доверие.

Да, подумала Изабелла. А есть люди, подобные Джону Лиамору. И ты понимаешь – или должна понимать, – что он не джентльмен. Она, конечно, понимала, но предпочла отмахнуться от этого, потому что не джентльмены самим своим поведением заставляют тебя отмахнуться от здравого смысла и тебе море делается по колено. Но лучше не думать об этом сейчас, потому что время врачует и образ этого человека отодвигается все дальше. Приятно осознавать, что забвение становится все полнее и он превращается в постороннего, в того, о ком если и вспоминаешь, то без боли, без страшного чувства тоски и потери.

Изабелла посмотрела на Грейс. Если бы та считала, что разговор зашел чересчур далеко, тотчас бы вспомнила о работе, что ждет ее наверху, и без обиняков прервала его на полуслове. Такое случалось, когда, вступив в спор, она не могла найти веского аргумента и неожиданно спохватывалась, что еще не выгладила белье или что-то забыла на втором этаже. Но сейчас ничто не указывало на желание закруглить разговор, и Изабелла продолжила: