Искушение - Леонид Левин

На следующее утро решили идти на пляж, но всезнающая тетушка нас отговорила. Потупившись и страдая за родную Одессу, старушка сообщила пренеприятнейшее известие — вода на ближайших к городу пляжах напоминает те биологические растворы и супы с которыми она работает всю жизнь в качестве врача-микробиолога. Об этом кошмарном факте ей по секрету сообщили сослуживцы, проводившие совместные с санэпидемстанцией исследования морской водицы. Самое безопастное для купания место нашли на каком-то удаленном острове, чуть ли не на самой границе с Румынией, кажется с воодушевляющим названием Змеиный. Мы переглянулись, посовещавшись и решили, что купальный сезон в этом году можно считать успешно законченным. А вместе с ним и нашу поездку, вообще. Время поджимало и так, и так. Простившись с тетушкой мы в последний раз отважно преодолели подъезд, вкинули в багажник вещички, завели движок и простились с Одессой-мамой.

Как оказалось весьма вовремя. Подъезжая к родному Харькову услышали на заправке слухи о карантине в Одессе, о холере и прочих радостях, которые так успешно удалось избежать. В тамошнем море мы не купались, на пляжах не валялись, в общепите, спасибо тетушке и конфетам, не питались. Следовательно, бояться заразы, или сдаваться врачам нам незачем.

Да и какая, к черту, холера! Меня ждал Афганистан. Родной ограниченный контингент. Димыча — курилки НИИ, цеха завода, вино, песни и незамысловатая любовь в комнатах женских общаг.

Собираясь к себе в отряд я неожиданно понял одну простую вещь. На мне теперь квартира, машина, вещи. Как со всем этим обходиться? Ладно машину можно загнать в гараж и заплатить взносы за пару лет вперед. Квартиру — запереть. Но умно ли это, когда друг теснится вместе с родителями в двухкомнатной хрущобе?

Сначала Димыч и слушать не желал о переселении. Но совместными с Васей усилиями мы его уломали. У Василия Александровича оказался знакомый юрист взявший на себя формальную сторону дела. В ноториальной конторе заверили доверенности. Димыч клятвенно пообещал не садиться за руль пока не сдаст экзамены на вождение, не давать руль девкам и не трахать их прямо в салоне. Перевезли его вещички, заперли мое добро в одной комнате и справили скромное новоселье. Билет на самолет до Ташкента куплен заранее. Оставалось поставить отметку об убытии в комендатуре, выпить и присесть на прощание.

Предсказанное стариком в заповедной пуще начинало сбываться. Ушел в небытие Леонид Брежнев. Собственно неожиданного в этом событии мало. Просто само ожидание несколько затянулось, казалось сонное правление продолжится еще бесконечно долго, отмечаемое переодически бесконечными, нудными докладами на очередных съездах КПСС, словно покосившимися вешками на болоте. Маршала и Героя хоронили в серый, холодный ноябрьский день. Угрюмые мужики в черных, нелепых, лагерных бушлатах неряшливо уронили дубовый гроб старого Генсека в разверстую яму могилы, а преемник зло швырнул следом замерший комок серого суглинка.

Происходившее на Красной Площади афганцы увидали несколько позже, а в начале всех свободных от службы согнали в клубную палатку, где очередной зам по политической с покрасневшими от слез глазами объявил трагическим голосом страшную новость и предложил, бедный недоумок, свою политическую инициативу — Брежневский призыв в партию!. Молодые технари и летчики, толпившиеся в задних рядах, откровенно заржали. Старшие офицеры, хоть и понимали весь никчемный идиотизм предложения, но ограничились покашливанием в кулак и тот же кулак продемонстрировали расшумевшемуся молодняку.

— Эх, братва, а ведь мы еще помянем Леню добрым словом. Как человек он был совсем не плох. Окажутся ли следующие лучше? Вот вопрос… — Тихо сказал инженер по спецтехнике. Сказал он тихо, но все услышали и примолкли.

Молодежь оказалась права — через неделю в отряд прибыл новый замполит. Не скажу, чтобы его предшественнику здорово не повезло. Дурака с инициативой отправили обратно в Союз на непыльную должность в заштатном районном военкомате. Отсюда вывод — всякая инициатива, не получившая добро у начальства, строго наказуема. Впрочем, это еще вопрос. От замполита пришло летом письмо полное восторгов, с подробным описанием высаженного огородика, всех его грядок, вырощенных помидоров, огурчиков, щавеля, молодой картошечки. Тут, в Афгане это ему врядли бы удалось. Да и обстреливать аэродром духи стали, не в пример прошлым годам, значительно чаще и интенсивнее.

Все настойчивее поползли слухи о желании руководства страны заканчивать войну. Духи наседали яростнее, чаще появлялось у них современное оружие, больше стингеров. Спецназовцы даже перестали удивляться, захватывая караваны с натовскими, переделанными под калашников, патронами произведенными толи в Голландии, то в каком еще другом экзотическом месте. Среди трупов бородатых маджахедов находили безбородых японцев, смуглых иранцев, кадровых пакистанских офицеров, суданских негров. Зашевелился, захрустел давно не разрабатываемыми суставами, весь исламский мир, потягиваясь, собираясь с силами, оглядываясь вокруг после вековой тупой спячки.

В нашем стане как и раньше монотонно читались доклады генсеков, прорабатываемые повсеместно с народным здоровым энтузиазмом до ломоты в челюстях. Меня, к счастью, эта нудьга затрагивала все меньше и меньше. Наше дело железки ковырять, технику обслуживать, а бумажками всегда есть кому заниматься, пусть эту труху замполиты ворочают.

Правда и бумажная братия начала уставать от косноязычного, многократного перетирания все тойже жвачки, перестала понимать скрываемые под словесной шелухой указания и ориентиры. Партийная машина двигалась по инерции заданной много лет назад, скрипела, сипела, скрежетала, разваливалась. Заглушать отзвуки этих нежелательных шумов музыкой и песнями приезжали в Афган популярные артисты. Они оказались на удивление нормальные ребятами, не сгибаясь пели песни под душманскими обстрелами, не тушевались в компании военных, лихо пили водку, добирались до отдаленных блокпостов, лазили туда куда их не пускали из соображений собственной безопасности, сопровождающие политотдельцы.

До приезда артистов офицеры, случалось, похихикивая предсказывали их трусость под огнем, намекали на Второй Узбекский фронт, не титульные национальности. Уезжая в Союз многие из бойцов культурного фронта увозили с собой любовь и уважение, новые песни и впечатления, возвращавшиеся обратно к нам в Афган на волнах эфира и магнитофонных кассетах.

Артистов присылали для поднятия боевого духа контингента. Для удержания на приемлемом уровне морали присылали военных прокуроров. Участились случаи продажи афганцам не тоько муки, сахара, что случалось и раньше, но и горючки, боеприпасов, оружия. Содаты и кое кто из офицеров начали потягивать анашу, оправдываясь необходимостью расслабиться, снять нервное напряжение, стрес. Пошел поток наркотиков домой, в Союз. Дожили. Довоевались.

Умирали генсеки. Умирало старое время. Умирала страна. Редкие письма из Харькова приносили вести от Димыча и Васи. Далекие друзья жили мирной жизнью, повседневными заботами, поисками резины для машин, масел, бензина, тормозных накладок, мыла, сигарет, стирального порошка. Список трудностей постоянно удлинялся, пошли проблемы с водкой, оная исчезла, вновь возникла, под странным названием коленвал, ее сменила еще более странная андроповка.