Строгий режим - Виталий Демочка

— Вано, мне была малява? — раздался голос уже переставшего смеяться Юрия.

Вано отрицательно покачал головой, всё ещё морщась от смеха.

Сплюнув последний раз, Бандера пошёл к шконке, показав улыбающемуся Петровичу на спираль. Тот пошёл её прятать, а Юрий достал тетрадь и стал писать маляву. Поняв, что он хочет передать малёк Ольге через продол по баланде, пока это возможно в Герину смену, Бандера тоже достал тетрадь и написал на листке несколько слов.

— Как же ты так, Виталь? — приходил в себя от смеха Витяй.

— Ну у него же нос не дышит, ха-ха, — комментировал Леший, — не почувствовал…

Открылась кормушка. Петрович и ещё несколько человек пошли получать хлеб. Бандера тоже пошёл и, дождавшись, пока все отойдут, высунул в неё голову.

— Командир, подойди к пятнадцать А, — крикнул он.

Холоп постоял, пока не подошёл Гера, и ушёл. Малявы через продол в Герину смену можно было передавать потому, что он не контролировал баландёров и не стоял рядом с ними, как это было положено. На этом корпусе это пока был единственный развязный дубак.

— Слушай, есть лекарство вот такое? — громко спросил Бандера, показав дежурному листок.

Глядя на бумагу, Гера с удивлением прочитал: «Вован, по баланде стой возле холопа, смотри, чтоб не принял отсюда маляву. Так надо!»

* * *

Ольга была в самых расстроенных чувствах. Юрка ей так и не написал ничего. Ночью в кормушку закинули коробку конфет, но кто закинул и от кого не знала ни она, ни сокамерницы, всё произошло быстро. А предположений, кто ещё мог послать конфеты, было предостаточно. Во-первых, сосед Протасов мог про неё вспомнить, хоть и не пишет уже. Во-вторых, после последнего, только что полученного малька от Соломы уже был понятен его интерес и забота, Ольга ему явно не просто нравилась. В-третьих, мог послать конфеты этот Виталя из камеры Юрки, который ни с того ни с сего проявил заботу. Мог послать и Олег из восьмёрки, который уже не стал тянуть кота за хвост и в очередном мальке, который тоже пришёл под утро, прямо предложил ей встретиться и заняться любовью. Из этого малька Ольга даже сделала предположение о намерениях остальных заботящихся «ухажёров», в том числе и того опера Шаповалова, который, кстати, тоже мог закинуть эти конфеты.

Ольга старалась не думать обо всём этом, к тому же большую часть её мыслей занимало беспокойство о молчании Юрки. Завтрак, когда могла залететь малява через продол напрямую, прошёл. Дорогу между корпусами уже наверняка сняли, потому что скоро уже проверка. В голове постоянно стучали слова Косы о том, что Ольга ему уже не нужна. А постоянное навязывание ей мысли о том, что и Юра ей не нужен, что можно выбрать более достойного мужчину, сделало своё дело и, так и не получив до утра «письма» от Юрия, Ольга начала уже подумывать о правильности слов Косы.

Наконец она решилась сделать ещё один шаг к Юрию, прежде чем последовать совету новой подруги, и спросить о нём у этого его сокамерника Витали. Чувства к человеку, за которого она ещё недавно собиралась замуж, всё ещё были, и она решила выяснить всё до конца. Оставалось только дождаться вечера, когда наладят трассу.

Коса уже расстелила себе постель и собиралась лечь спать после утренней проверки.

— Ну, где там эти менты за…аные? — в нетерпении сказала она и, поднявшись, стала ходить по камере. Увидев сидящую с озадаченным лицом Ольгу, она спросила, уже смягчив голос: — Ты чего опять задумчивая такая?

Ольге уже и самой было неудобно, что она постоянно плачет. И слова Косы о том, что она плачет «по какому-то чёрту, который и слёз её не стоит», опять вспомнились ей. Она сделала вид, что думает над предложением подобрать себе достойного друга, и сказала:

— Да вот… думаю…Тебе не кажется, что этот Сашка твой, которого ты мне рекомендовала, тоже потрахаться просто хочет? — Ольга протянула ей маляву от Олега из восьмёрки.

Прочитав написанное, Коса улыбнулась и выдохнула недавно вошедшее в лексикон и ставшее модным слово.

— Bay…

— Что скажешь? — спросила у неё Ольга.

Коса ещё раз сильно заинтересованными глазами и с открытым ртом прочитала маляву и её лицо и голос стали похотливыми.

— Слушай, Оль, дай я с ним встречусь. Он же тебя не видел… Дай… Это ж наверняка он конфеты эти загнал нам…

— Он же почерк мой знает, я ему отвечала уже, — просто ответила Ольга, даже не удивляясь поведению подруги.

— Ну… я тебе буду говорить, чё писать… мы уже так делали… давай, Оль, у тебя и так вон поклонников полно, — Коса смотрела на неё просящим взглядом.

— Так эти поклонники, может, тоже потрахаться только хотят, — проговорила Ольга, беря в руку малёк от Соломы.

— Нее, Сашка — он не такой, — оправдывала смотрящего Коса. — Ты же видела, как он на тебя смотрел? Тут походу чувства…

— Ну ты же сама говорила, что только здесь, в тюрьме, мужики способны так влюбляться. А потом что?

— Да какая разница, что будет потом? Ты пойми, глупая, жить надо сейчас, здесь. Сроку, как у дурака махорки… — Коса вовремя опомнилась, поняв, что от последних слов Ольга может опять расплакаться и впасть в отчаяние, и решила приписать эти слова себе. — Я тут с ума сойду, сидеть столько. Дай его мне, Оль, а то с малолеткой с этим не потрахаешься беспонтовым, — она кивнула на кабуру в 19, - у него мозгов и денег не хватит, чтобы свиданку устроить…

Пламенные излияния Косы прервал грохот открываемой на проверку двери. Вместе с просчётной «делегацией» в камеру вошел тоже сдававший свою смену опер Шаповалов, чего раньше он никогда не делал. Скользнув взглядом по всем заключенным, он остановил его на Ольге на всё время просчета. Смотрящие на считающего корпусного девушки не обратили на это внимания, но Коса взгляд опера заметила и Ольга тоже. Как только они вышли, Коса сразу сказала.

— Ты видела? Похоже, кум не больно-то хочет тебя стукачкой сделать. Походу, ты ему тоже понравилась, как он смотрел… Вот видишь, какой у тебя выбор богатый… Дай мне этого Олега, Оль…

Картинно вздохнув, Ольга вытащила из-под матраса тетрадь с ручкой и, открыв её, сказала, взглянув на подругу:

— Давай, диктуй.

Обрадованная Коса подскочила к Ольге, сон у неё как рукой сняло.

* * *

Парням пришлось сжечь немало бумаги, чтобы к проверке в камере не воняло как в самогонном бараке, в котором сломался аппарат.

— Чем это у вас так воняет? — спросил опер Шаповалов, который тоже зашёл в камеру во время просчёта.

— Да перебрали немного с голодухи, гражданин начальник, — с улыбкой пояснил Витяй, показывая на забитую продуктами решётку, — и как-то все сразу какать захотели.

Не ожидавшие услышать такую отмазку сокамерники засмеялись, и даже у принимавшего смену корпусного поднялось настроение.

— Вы, наверное, сразу по двое срали в одну дырку, и по полкниги зараз сжигали? — спросил он, выходя из камеры.